Вокруг все так же шумят. Музыканты подымают фалды фраков и рассаживаются по местам. Женщина с белым шарфом направляется к первому ряду… Все это как будто лишь едва касается ее густых ресниц и не проникает дальше. За этот барьер ничто не проникает. А за густыми ресницами, за серой дымкой глаз, где-то очень далеко, в глубине — она сама. Ей хорошо и уютно. Как на широкой кровати под пушистым одеялом в осенний вечер, когда в первый раз затопили печку.

Концерт начался, и тут она совершила промах. После третьей части Патетической симфонии кое-кто зааплодировал, и она тоже сделала несколько хлопков. Потом увидела, что вокруг никто не аплодирует, что симфония еще не окончена, и виновато спрятала руки. Чтобы их хоть не было видно.

Эта оплошность спустила ее на землю; тут он набрался храбрости и решился заговорить с ней. Когда концерт кончился и все стали вставать с мест, встала и Магда. Сиденье стула поднялось, а платье, как занавес, закрыло ее стройные ноги. Магда дошла до конца ряда. Вот она уже в проходе. Их разделяет несколько человек. Евгений обогнал их. Поравнялся с ней. Они идут рядом. Он все не решается заговорить. Она наконец повернулась к нему.

— Могу я взять ваше пальто? — спросил он.

— Можете. — И подала ему номерок.

В раздевалке неразбериха. И это обрадовало Евгения. Такая же неразбериха была в нем самом. Он не понимал, толкает его кто-то плечом или это стук его собственного сердца отдается где-то возле лопатки.

Он принес пальто. Она сказала:

— Спасибо. — И стала одеваться. Евгений смотрел на нее и завидовал. Все ее радовало — и приятная на ощупь, блестящая подкладка, и мягкий шарфик на шее, и сверкающие люстры. Весь мир ей нравился, все доставляло ей радость, всем она была довольна и не нуждалась в Евгении.

Вместе с толпой Магда направилась к выходу. Он пошел за ней. Поправляя шарфик, она спросила:

— Так вы меня провожаете? Хорошо, если хотите, — и сунула руки в карманы пальто.

Они о чем-то говорили. О чем — Евгений не помнил. Он только чувствовал, как она медленно идет рядом и даже сам процесс ходьбы доставляет ей удовольствие.

Дошли до ее дома. Она протянула руку.

— Можете мне позвонить.

Поднимаясь по лестнице, она оглянулась.

Прошло несколько дней. Он не звонил. Говорил себе, что, вероятно, она вообще не вспомнит, кто он такой. Придется долго объяснять, дожидаясь момента, когда она скажет: «Ах, да, припоминаю».

Он будет говорить, бросая слово за словом, как в магазине бросают брынзу на весы… еще кусок, еще, но вот уже вес точный, нечего добавлять; так и он: уже все сказал, а она еще не вспомнила его. Что тогда останется? Исчезнет даже приятное ощущение, что можно в любой момент позвонить ей. Все будет кончено.