– Уступить ее? – произнесла мистрис Пойзер, поставив на стол сладкий хлеб и затем усаживаясь разливать чай. – Кажется, мы должны уступить ее, и не только мужу, а ее собственным капризам… Томми, что ты тут делаешь с куклой твоей маленькой сестры? Заставляешь ребенка только упрямиться, когда она вела бы себя хорошо, если б ты оставил ее в покое. Ты не получишь ни кусочка сладкого хлеба, если будешь вести себя таким образом.

Томми в это время с истинно братским чувством забавлялся тем, что заворачивал рубашонку Долли на ее голою голову и представлял ее изувеченное туловище на всеобщее посмеяние. Такая обида просто была острым ножом для сердца Тотти.

– Как ты думаешь, что говорила мне Дина все время с тех пор, как мы отобедали? – продолжала мистрис Пойзер, смотря на мужа.

– Э-э-эх! Я куда как плох на угадыванье, – заметил мистер Пойзер.

– Да вот что: она думает снова возвратиться в Снофильд, работать на фабрике и морить себя голодом, как, бывало, делала прежде, словно бедное создание, не имеющее родных.

Мистер Пойзер не тотчас нашелся выразить свое неприятное изумление; он только посмотрел сначала на жену, потом на Дину, которая теперь села рядом с Тотти, чтоб служить для последней оплотом против игривости братьев, и занялась тем, что поила детей чаем. Если б он предавался рассуждениям вообще, то заметил бы, что с Диною произошла перемена, потому что прежде она никогда не изменялась в лице. Но так он только видел, что ее лицо несколько разгорелось в эту минуту. Мистер Пойзер думал, что она от этого еще милее; румянец этот не был гуще краски лепестка месячной розы. Может быть, это происходило оттого, что ее дядя смотрел на нее так пристально; но мы не в состоянии положительно сказать, что это было так, потому что именно в это время Адам с тихим изумлением сказал:

– Как? А я надеялся, что Дина поселилась между нами на всю жизнь! Я думал, что она уж оставила это желание возвратиться в свои прежние места.

– Вы думали, да? – сказала мистрис Пойзер. – Точно так думал бы всякий, у кого рассудок на своем месте. Но, кажется мне, нужно быть методистом, чтоб знать, что сделает методист. Трудно угадать, зачем летят летучие мыши.

– Ну, что ж мы тебе сделали, Дина, что ты хочешь уйти от нас? – сказал мистер Пойзер, все еще сидя в раздумье над своею чашкой. – Ведь таким образом ты почти изменяешь своему обещанию – твоя тетка думала всегда, что ты останешься у нас, как дома.

– Нет, дядюшка, – отвечала Дина, стараясь быть совершенно спокойною. – Когда я только что пришла, то сказала, что пришла только на время, пока могу быть в чем-нибудь полезной тетушке.