Там тогда, на третью ночь, в полумраке, у высокого окна нищенской комнаты, сидел Пьер в заднем здании Апостолов. Он вперил пристальный взгляд в окно. Но за исключением донжона старой серой башни, кажется, здесь больше не на что смотреть, кроме множества крыш, крытых черепицей, шифером, кровельных дранок и жести – пустынный вид множества черепицы, шифера, кровельных дранок, жестяных крыш, коими мы, современные вавилоняне, заменили большие висячие сады старой доброй Азии в те времена, когда славный Навуходоносор был царем.

Так Пьер сидел, странный чужеземец, который был перенесен судьбой из прекрасных покоев старинного владетельного особняка, чтобы укорениться на этой скудной почве. Нет больше сладких, благоуханных ветров с окрестных холмов и зеленых полей Седельных Лугов, чтобы овеять его щеки живительной свежестью. Подобно цветку, он чувствует перемену: румянец сошел с его щек, его щеки запали и побледнели.

Из высокого окна этой нищенской комнаты что же это Пьер так внимательно рассматривал? На такой высоте вовсе не видно улицы; словно глубокая черная пропасть, пустынное пространство четырехугольника зияло внизу. Но на той стороне и в дальнем конце крутой крыши древней церкви маячила серая и величественная старая башня, для Пьера – символ непоколебимой стойкости, коя, глубоко укоренившись в недрах земли, бросает вызов всем порывам любых бурь.

В комнате Пьера есть дверь прямо напротив окна; и теперь тихий стук слышен в этом направлении, сопровождающийся ласковыми словами, когда говорящий спрашивал, может ли он войти.

– Да, всегда, прекрасная Изабелл, – отвечал Пьер, поднявшись на ноги и приблизившись к двери. – Сюда! Растянемся на старой походной кровати вместо софы. Входи, присядь сюда, сестра моя, и давай представим, что мы находимся там, где бы тебе хотелось.

– Тогда, брат мой, давай представим, что мы находимся в землях непреходящего полумрака и покоя, где никогда не всходит яркое солнце, поскольку черная ночь – его вечный последователь. Полумрак и покой, брат мой, полумрак и покой!

– Сейчас сумерки, сестра моя, и, безусловно, эта часть города, по крайней мере, кажется тихой.

– Теперь сумерки, но скоро ночь, затем быстрое солнце, а затем другая длинная ночь. Покой сейчас, но сон и пустота – вскоре, и затем тяжелая работа для тебя, брат мой, до тех пор, пока приятные сумерки не наступят снова.

– Давай зажжем свечу, сестра моя, полумрак густеет.

Пьер придвинулся к Изабелл и обвил рукой ее талию; ее милая головка приникла к его груди; оба почувствовали взаимный трепет.