Изабелл слабо подняла одну руку, словно ища опору, затем медленно повернула голову в сторону двери, в кою вошла, затем медленно прошептала пересохшими губами:
– Моя постель; уложи меня, уложи меня!
Попытка заговорить разбила напряженное очарование ее неподвижности; ее тело обмякло, она едва не упала, но Пьер подхватил ее и перенес в ее комнату и уложил ее там на постель.
– Дай мне воздуха! Дай мне воздуха!
Пьер овевал Изабелл веером, раздувая ослабевшее пламя ее жизни; и мало-помалу она медленно повернулась к нему:
– О! Слово о женщине из твоих уст, дорогой Пьер, что
Пьер сидел молча, овевая ее веером.
– О, я ничего не хочу в этом мире, кроме тебя, брат мой, но ты, но ты! И, о Боже! Разве
Пьер молчал, он только слушал; ужасное, жгучее любопытство завладело им, кое сделало его словно бессердечным. Все, что Изабелл сказала до сих пор, было так двусмысленно.
– Если бы я знала… если бы я только знала раньше! О, как мучительно жестоко узнавать об этом теперь. Что
– Секрет по-прежнему остается секретом, Изабелл.
– Значит, она никчемная, Пьер, кем бы она ни была, глупо, безумно влюбленная!.. Разве весь мир не знает меня как твою жену?.. Чтоб и духу ее здесь не было! Это грязное пятно на тебе и на мне. Чтоб и духу ее здесь не было! Один мой взгляд убьет ее, Пьер!
– Это безумие, Изабелл. Смотри: рассуди меня. Прежде чем открыть это письмо, разве я не сказал тебе, что, без сомнений, оно от какой-нибудь хорошенькой молодой тетушки или кузины?
– Говори живо!.. Кузина?
– Кузина, Изабелл.