Если ночью слышался какой-нибудь шум, Саундер повизгивал громче, но он всегда только повизгивал.

До того как Саундера подстрелили, мать обычно говорила: «Возьми его миску, сынок» или: «Покорми свою собаку, сынок». Теперь же она сама брала миску и относила её Саундеру. Мальчик заметил, что мать, поставив миску на край крыльца, переставала напевать, замирала без движения и подолгу смотрела на охотничий фонарь и мешок, висевший без дела на стене…

* * *

С каждым днем город и тюрьма всё больше и больше отдалялись от хижины. Если бы отец не сказал «Не приходи больше», они не казались бы такими далёкими, думал мальчик. А неопределённость делала дни ожидания ещё тягостнее.

Мальчик ждал, когда придёт проповедник с известием об отце. Он думал о том, что люди, которым мать стирала кружевные шторы, несомненно, умеют писать, и они могли бы написать письмо для матери. Но сумеет ли в тюрьме кто-нибудь прочесть это письмо отцу? Может быть, никто из заключённых не умеет читать, и здоровенный краснолицый тюремщик выругается и изорвёт письмо. Проповедник мог бы написать письмо для отца, но как оно попадёт к ним? Ведь почтальон не ходит мимо их хижины, да у них и нет почтового ящика, какие мальчик видел по дороге в город.

Мальчику хотелось сходить в город, чтобы узнать об отце. Но мать каждый раз говорила:

— Подожди, сынок, подожди.

Когда мать относила выстиранное белье в большие дома, она просила хозяев прочитать ей из газет сообщения о заседаниях суда. Однажды вечером она пришла с новостью об отце, которую ей наконец прочитали. Когда малыши легли спать, мать сказала мальчику:

— Суд закончился.

И затем опять наступила томительная тишина, которая всегда сковывала мальчика и лишала его сил.

— Теперь тебе уже и думать нечего, чтобы навестить отца в тюрьме. Его отправили на каторжные работы.

— Надолго? — спросил мальчик.

— Не так уж надолго, как могло быть. Люди всегда говорили, что он умеет работать за двоих. Ему сократят срок за трудолюбие и хорошее поведение. На суде говорили про хорошее поведение. Сам судья говорил об этом.

— А где же он будет работать? — спросил мальчик, с трудом преодолев удушье, сжавшее горло.

— Не сказано. Люди, которые читали газету, говорят, что там никогда не пишут о том, куда пошлют осуждённых. Но это будет в пределах нашего графства[4] или штата. Они сказали, что за пределы нашего штата никого не отправляют.

— Он пришлёт весточку, — убеждённо сказал мальчик.

VI

VI

Тишина, охватившая хижину после ареста отца, теперь стала ещё тягостнее. Саундер проводил время один и чаще спал, закрыв уцелевший глаз. Мать почти все песни напевала только вполголоса и без слов. Верёвки для белья, который мальчик помогал ей протягивать от хижины к тополям на краю поля, становились всё длиннее. Весной мальчик пошёл работать в поле. Он был моложе других батраков, боялся их и чувствовал себя одиноким. Он слышал, как они тихонько переговаривались об отце. Он работал и в усадьбах больших домов, где раньше собирал сорняки, скошенные отцом. Однажды владелец усадьбы, отдавая мальчику заработанные деньги, спросил: