Ему вроде бы никто и не говорил особых слов о непобедимости революции, но он

всегда чувствует нашу непобедимость, даже когда и не думает об этом. Это живее с

незапамятных времен, может быть с фотографии Ленина, оттиснутой на железе, с

рассказа в «Мурзилке» о том, как рабочие на броневиках разгромили юнкеров, захвативших типографию, и выпустили газету с призывом бить буржуев. Тогда

разгромили, еще до советской власти. А теперь‐то и совсем ‐ что уж говорить!

После чая, когда Вася пошел одеваться, Кузнецов

потрепал его по макушке, вызвав: памяти смутный образ Шенфельда из Воронежа, и

спросил:

‐ Отца давно видел?

Васе почудилось, что его жалеют, и он угрюмо ответил:

‐ Давно.

Во дворе превращалась в игру каждая просмотренная кинокартина или прочитанная

книга. Игра, как эпидемия, захватывала всех и бушевала до тех пор, пока не

вытеснялась новой. В кинотеатре «Юнгштурм» всем скопом смотрели

американский боевик о диких мустангах и ковбоях. На другой день братья

Усургашевы вынесли длинные лассо, сделанные из бельевых веревок.

Братья были ойротами. Старший, лет шестнадцати,

Эркемен, напоминал индейца из книг Фенимора Купера: желто‐смуглое лицо, орлиный нос и немигающие глаза с тугими веками. Второй, Николай, был такой же

смуглый, но плосколицый. Оба брата носили пышные шапки из желтого меха с

кисточками наверху. Они были высокие, а отец у них был низенький. Ходил он в меховых