– Я лучник, – невесело выговорил Хук. – Просто лучник.

– Нет! Ты винтенар. А завтра, может, станешь сентенаром – кто знает? И когда-нибудь тебе пожалуют земли. У нас будет своя земля.

– Завтра День святого Криспиниана, – ответил Хук после безуспешной попытки вообразить себя землевладельцем.

– И он тебя не забыл! Завтра он будет с тобой! – уверенно заявила Мелисанда.

Хук надеялся, что так и случится.

– Сделай мне одолжение, – попросил он. – Надень налатник, что дал тебе отец.

Девушка помолчала, затем Хук почувствовал, как она кивнула.

– Хорошо, – пообещала она.

Из темноты раздался голос Томаса Эвелголда:

– Хук! Бери своих и ступай в дозор, пора! – Сентенар помолчал, ожидая ответа. Мелисанда прижалась к мужу. – Хук! – снова окликнул Эвелголд.

– Иду!

– Мы еще увидимся до того, как… – Голос Мелисанды прервался.

– Мы еще увидимся, – ответил Хук и поцеловал жену. Укрыв ее плащом, он еще раз крикнул Эвелголду: – Иду!

Лучников будить не пришлось: под проливным дождем, да еще в грозу с громом, никто не спал. Недовольно ворча, стрелки потянулись вслед за Хуком на пологий склон, поднимающийся к распаханному плато, и там долгое время блуждали, пытаясь найти дозорных, которых им полагалось сменить. Наконец в ста шагах от вкопанных в землю заостренных кольев Хук обнаружил Уолтера Мэгота и его лучников.

– Скажи, что оставил для меня большой костер и горшок похлебки! – вместо приветствия крикнул Мэгот.

– Похлебка гуще некуда: ячневая крупа, говядина и пастернак. И пара репок в придачу.

– Французов временами слышно, – доложил Мэгот. – Коней выгуливают. Если приблизятся – пойте, отойдут дальше.

Хук вгляделся в северную сторону плато. Несмотря на дождь, французские костры горели ярко, их пламя мелькало на тронутой дождевой рябью поверхности воды, заполнявшей борозды от плуга. Отблески того же огня освещали французов, выведших коней в поле.

– Готовят коней к утру, – предположил Хук.

– Хотят на нас напасть, погляди ты, – отозвался Мэгот. – Прямо с утра. Все эти крепкие парни на крепких конях.