— Но ведь именно на этой сумме остановились вы с мамой, когда обсуждали увольнение. К тому же этих несчастных трех тысяч франков — бедняжка мадемуазель — еле-еле хватит на путешествие, один билет на пароход стоит две тысячи пять.

— Что еще за путешествие? Я считал, она собирается отдохнуть в Лилле, у своей тетки Преможи?

— Ничего подобного. Вот уже десять лет, как она мечтает совершить плавание по Средиземному морю. По-моему, у нее есть все основания немного поразвлечься. Жизнь здесь была в конце концов не так уж весела.

Господин граф уже не скрывал гнева.

— Ладно, ладно, постарайтесь впредь держать про себя такого рода соображения. Ну, чего вы еще ждете?

— Чек. Ваша чековая книжка в секретере, в гостиной.

— Отвяжитесь от меня!

— Как вам будет угодно, папа. Я хотела только избавить вас от разговора на эту тему с мадемуазель, которая чрезвычайно расстроена.

Он наконец взглянул в лицо дочери, но та выдержала его взгляд не дрогнув, с выражением недоумения и невинности на лице. И хотя я не мог в эту минуту усомниться в том, что она разыгрывает отвратительную комедию, в ее поведении тем не менее было что-то благородное, какое-то, еще детское, достоинство, преждевременная горечь, от которой сжимало сердце. Она, конечно, осуждала отца, осуждала бесповоротно, возможно даже ничего не прощая, но не без грусти. И не презрение, а именно эта грусть делала старого человека беспомощным перед нею, ибо в нем самом, увы, не было ничего созвучного такой грусти, он ее просто не понимал.

— Да выпишу, выпишу я твой чек, — сказал он, — приди через десять минут.

Она поблагодарила его улыбкой.

— Она очень чувствительная, легко уязвимая девочка и требует чуткости, — сказал он мне надменно. — Гувернантке чуткости не хватало. Пока была жива мать, ей, бедняжке, удавалось предупреждать столкновения, но теперь…

Он пригласил меня в столовую, пропустив впереди себя, но сесть не предложил.

— Господин кюре, — снова заговорил он, — будем откровенны. Я духовенство чту, моя семья всегда поддерживала прекрасные отношения с вашими предшественниками, но эти отношения основывались на уважении, почтительности, реже на дружеских чувствах. Я не желаю, чтобы священник вмешивался в мою семейную жизнь.

— Мы вынуждены иногда делать это помимо своей воли, — сказал я.

— Вы невольно… во всяком случае, бессознательно… послужили причиной ужасного несчастья. Я надеюсь, что ваша недавняя беседа с моей дочерью будет последней. Никто, даже ваше церковное начальство, не станет спорить, что такой молодой священник, как вы, не может претендовать на роль духовного наставника девушки этого возраста. Шанталь и так слишком впечатлительна. В религии, конечно, немало хорошего, более того — прекрасного. Но главная миссия церкви — охранять семью, общество, церковь порицает любые эксцессы, это сила порядка, умеренности.