Имею честь доложить обо всем этом Сеньору Президенту…»

ЭПИЛОГ

ЭПИЛОГ

Студент остановился как вкопанный у края тротуара, словно никогда доселе не видел человека в сутане. Но не сутана привела его в замешательство, а слова, что шепнул ему на ухо пономарь в то время, как они обнимались от радости, встретив друг друга на свободе:

— Я ношу теперь эту одежду по высочайшему разрешению…

Он запнулся, увидев цепочку арестантов, шедших между рядами солдат посреди улицы.

— Бедняги… — прошептал пономарь, а студент шагнул на тротуар. — Потрудились же они, снося Портал! Есть вещи, которые видишь и глазам своим не веришь!

— Не только видишь, — воскликнул студент, — скажите лучше: руками трогаешь, да не веришь! Я говорю о муниципалитете…

— А я думал — о моей сутане…

— Мало им было размалевать Портал с помощью турок; теперь, чтобы никто не сомневался в возмущении, какое вызвало убийство полковника Сонриенте, понадобилось смести с лица земли все здание.

— Что вы болтаете, нас же могут услышать. Замолчите, ради бога! К тому же еще неизвестно…

Пономарь хотел прибавить что-то, но маленький человечек, вбежавший на площадь без шляпы, подлетел к ним, встал между ними и запел визгливым голосом:

— Бенхамин!.. Бенхамин!.. — звала его бежавшая следом женщина, страдальчески сморщим лицо.

— Бенхамин!.. Бенхамин!.. — кричала женщина, чуть не плача. — Не обращайте внимания, сеньоры, не принимайте его всерьез — он сумасшедший; никак не может понять, что нет уже Портала!

И в то самое время, как супруга кукольника извинялась за него перед пономарем и студентом, дон Бенхамин помчался дальше, чтобы пропеть свою песенку мрачному жандарму:

— Нет, сеньор, не троньте его, он делает это без злого умысла, поверьте, он безумный! — молила полицейского жена дона Бенхамина, загораживая собой кукольника. — Посмотрите он сумасшедший, не трогайте его… нет, нет, не бейте его!.. Подумайте, он до того обезумел, что говорит, будто видел, что весь город снесли, как Портал!

Арестанты шли и шли… Быть бы ими и не быть теми, которые, глядя на идущих, радуются в глубине души, что сами они не эти, проходящие мимо люди. За вереницей волочивших тачки следовала группа несших на плече тяжелый крест лопат, а сзади гремучей змеей тянулась вереница людей, звякавших цепями.

Дону Бенхамину удалось уйти от жандарма, который ругался с его женой, все более распаляясь, и побежал честить арестантов словами, срывавшимися прямо с языка:

— Кто тебя видит и кто тебя видел, Панчо Тананчо, человек с клинком, кромсавший шкуры и со смаком вонзавший нож в сонную пробку дубов!.. Кто тебя видел и кто тебя видит ныне изменником, Лоло Кушоло, человек с острым мачете!.. Кто тебя видит пешим и кто видел тебя на коне, Миксто Мелиндрес, обманщик с кинжалом, подлый трус!.. Кто видел тебя с пистолетом, когда ты звался Доминго[33] и кто тебя видит без револьвера, жалким, как будний день!.. Вас давили, как гнид, а теперь пусть перебьют, как вшей!.. Требуха вы в тряпье, а не солдатская плоть и кровь!.. Кто не посадит язык на цепь, пусть наденет цепи на ноги!..