В избалованном и несколько пресыщенном высшем обществе существовал своеобразный культ нищих и бродяг. Элита жаждала острых приправ к привычным традиционным поэтическим блюдам. Она восхищалась проделками жуликов, проходимцев и бродяг, их грубым бахвальством, дерзкой наглостью, воровским жаргоном, которым была обильно уснащена их речь. Рассказы о ворах и бродягах сопровождались стихами, в которых содержались размышления о непостоянстве фортуны, ничтожности и бесплодности человеческих дел и упований, и с успехом конкурировали с традиционным «серьезным» репертуаром.

Среди участников литературных собраний можно было найти и таких, кто не имел ни устойчивого материального положения, ни постоянного пристанища, кто жил случайным «интеллигентским» заработком. Эти люди особенно остро ощущали непрочность своего бытия — ведь в городских низах было много их собратьев по перу, с которыми фортуна обошлась немилостиво. Потребность в вольных художниках, обладающих литературными способностями и филологическими познаниями, была в халифате не столь уж велика, и в городах начиная с X века все чаще встречался тип образованного «люмпена», кочующего с места на место в поисках пропитания и выступающего перед случайными слушателями со своими стихами и экспромтами. Именно этот тип опустившегося литератора и оказался увековеченным в макамах.

Произведения изящной словесности X–XII веков в первую очередь оценивались с точки зрения стиля. В эту эпоху окончательно сложились каноны эпистолярного жанра, остававшиеся на Арабском Востоке незыблемыми вплоть до XIX века. Огромное распространение получила ритмизованная и рифмованная проза — садж, известная арабам еще с доисламских времен и проникшая в Коран. С X века эта проза широко использовалась и в деловых и научных сочинениях, и в произведениях художественной прозы. В середине века созвучие слов, стоящих в конце синтаксических отрезков и одинаковых по своей грамматической форме, рассматривалось как черта приподнятого стиля (отметим, что в наше время подобная рифмованная проза производит впечатление грубоватых виршей). В соответствии с тогдашними вкусами маканы обычно слагались саджем. причем рифмованная проза периодически прерывалась, чтобы уступить место стихотворным вставкам, в которых строго соблюдались законы арабского стихосложения.

Одним из создателей жанра макам арабская традиция считает аль–Хамазани (969–1008), но свою окончательную форму жанр обрел в творчестве аль–Харири (1054–1122). Аль–Харири родился близ Басры в семье богатого землевладельца, получил великолепное, по понятиям того времени, филологическое образование, пользовался покровительством самых высокопоставленных лиц и даже одно время был весьма высокопоставленным чиновником. Любитель и знаток тонкостей арабского литературного языка, аль–Харири сочинил 50 макам, написанных вычурной прозой и изобилующих такими сложными филологическими ухищрениями, что даже образованные арабы в средние века не всегда понимали их без комментариев.