«Когда рок, отец рода человеческого, притворяясь слепым, отступил в направлениях и действиях своих от пути справедливого, то я стараюсь соделаться достойным его последователем, дабы действительно признали меня слепым. Да и что тут удивительного, если сын так же действует, как и отец его?»

Окончив сии стихи, он мне сказал: «Харис! Встань, поди в кладовую свою и принеси мне мыльного порошка¹⁶, который прояснил бы мое зрение, соделал бы белыми мои руки, облаговонил бы дыхание, укрепил бы десны и исправил бы желудок, притом чтобы он был в чистой коробочке, издающей приятный запах, и чтобы истерт был так, что коснувшийся до него мог бы счесть его за сурму, а понюхавший вообразил бы что это камфара. Кроме сего, принеси мне зубочистку, сделанную из самого лучшего дерева, приятную по употреблению, прекрасную по фигуре, возбуждающей аппетит к пище, нежную, как чувствительный любовник, гладкую, как меч или другое орудие военное, и, наконец, гибкую, как молодая ветвь земного дерева». Я тотчас, — продолжал Харис ибн Хаммам, — встал с места, чтобы принести ему то, что он просил, для очищения дурного запаха во рту своем. Я никак не думал, чтобы он обманул меня, посылая в кладовую, и никак не воображал, чтобы он подшутил надо мною, прося мыльного порошка и зубочистку. Но когда я возвратился со всем тем, что он просил, гораздо скорее, нежели можно было дохнуть, то я нашел комнату пустою: старик и старуха исчезли. Обман их воспламенил меня гневом: я бросился вслед за ними, но не мог найти, — они канули как будто в воду или поднялись на облака».

Перевод И. Г. Коноплева

Журнал «Телескоп», 1832

Александрийская макама

Александрийская макама

Харис ибн Хаммам говорит вот что:

«Юношеская бойкость и страсть к наживе доводили меня до того, что я изъездил все дороги от Ферганы до Ганы¹⁷, я ввергался в трудные обстоятельства чтобы добыть из того какой–нибудь плод, я пренебрегал всеми опасностями с целью достигнуть желаемого. Между тем из уст людей ученых и из завещаний мудрецов я удержал в своей памяти наставление, что человеку образованному, проницательному, когда он вступает в чужой город, необходимо приобрести расположение и внимание кади¹⁸, чтобы в его влиянии иметь точку опоры в сомнительных случаях и на чужбине избавиться от притеснений со стороны городских властей.

И так, взяв себе подобное руководство за имама¹⁹ и за поводья в своих делах, я не вступал ни в какой город, ни в какую берлогу без того, чтобы не войти с судьей города в связь столько же тесную, как соединяется вода с вином, и чтобы не укрепиться его помощью, как плоть укрепляется духом.