Станичный атаман посмотрел на Голубова недоверчиво и предложил:
— Отдохни, Николай Матвеевич, сойди с коня, расскажи казакам о положении в области.
Это было на руку Голобову. Он собственно и добивался скорейшего восстания казаков на Дону, что бы самому возглавить его.
Зашли в правление, Голубов сел на стол, винтовку положил на колени, начал речь. Говорил он четыре часа: хвалил себя, хвастал заслугами перед казаками, а свою службу у большевиков упомянул вскользь, как малозначительный эпизод своей жизни.
Первыми о восстании в станице Кривянской узнали в станице Раздорская и поспешили им на помощь. Одним из взводов раздорцев командовал студент Фёдор Пухляков. Тощий, длинный с вытянутым лицом он совершенно не соответствовал своей фамилии. Это его и студента Сулина встретил Голубов в ночь на 13 февраля в Новочеркасске. Тогда он добрался до станицы Ольгинская, получил от Корнилова звание «походный юнкер». Корнилов это звание давал всем студентам, кто участвовал в походе. Пухляков с Корниловым не пошёл. Он ушёл с Поповым в Сальские степи, сообщив ему, что всех юнкеров Корнилов сделал прапорщиками. Попов об этом слышал, и возражать не стал. Думал Фёдор Пухляков, что перезимует спокойно вместе с казаками Попова. Но красные отряды не позволили. Казаки Попова весь февраль и март отбивались от большевиков, кочуя по заснеженным Сальским степям. К концу марта в казачьих станицах начались восстания против Советской власти. И Пухляков появился в станице Раздорская с погонами подпоручика нашитых на шинель Новочеркасского реального училища.
И вот в станице Заплавская снова пересеклись пути Голубова и Пухлякова.
— Что там за суета в правлении? — спросил Пухляков встречного казака.
— Голубов агитирует.
— За Советскую власть?
— Нет. Как раз против.
— Он же за красных. Красный атаман.
— Тут много, кто был за красных, да побелел.
— Это что за Голубов? — спросил Сулин.
— Он тот гад, что взял Новочеркасск для красных. Мы из-за него чуть не погибли.
— А спас нас кто?
— Да какая разница! Ты совсем ничего не помнишь?
— Нет.
— Ну и не надо тебе. А Голубов сволочь!
«Главное, что бы он не узнал меня и не рассказал, как я вёл себя на расстреле. Для офицера и казака это позор. Не осрамил бы» — подумал Пухляков.
В правлении не протолкнуться. Пухляков встал сзади Голубова. Голубов недовольно на него покосился, продолжая речь: