Сощурив глаза, Дворцов в упор смотрит на Мишеля де Бре. И вдруг, тоже побледнев, идет на него. Фомич, быстро оценив обстановку, выхватывает из рук Дворцова ломик.

— А ну! — прикрикивает он. — Повеселились — хватит!

— Да вы что! — нервно хахакает Дворцов. — Вам лечиться надо. Нервы.

Он затравленно озирается. Матросы хмуро смотрят на него.

— Да вы что, чокнулись? — опять всхохатывает Дворцов. Но поняв, что сейчас все против него, срывается на фальцет. — Чистоплюи! Ручки запачкать боитесь, а сами тоннами его... вашу так!..

Он уходит с палубы, но уходит как победитель. Во всей фигуре его превосходство над нами, ханжами. И от этого становится не по себе: ведь он опять прав!

Вслед ему тявкает Чиф. Тявкнул, оглянулся на Андрея, мол, как — правильно я его? Ивонтьев одобрительно кивает: все правильно.

На баке наступает тягостная тишина. И в этой тиши, как выстрел, звучит удар ломика о палубу. Это Фомич отшвырнул его. Потом он со злостью бросает за борт свою леску и, нахмурив светло-рыжие брови и как-то сразу отяжелев, грузно уходит с бака.

А ломик долго катится по наклонной палубе, и все смотрят на него не отрываясь. Он в крови и пятнает палубу.

— А ну смывайте палубу! — в ярости орет боцман. — Мало вам в трюме! Все хапаете!

— Никто не хапает, — неуверенно огрызается Володя Днепровский, берет шланг, и светлая струя воды через несколько минут стирает с палубы следы нашего увлечения.

Как просто: струя воды — и чисто все, будто ничего и не было. И снова прекрасное синее плоское блюдо воды, прекрасный шатер синего небосвода и мы посередине.

Мы. Люди. Венцы природы.

Ночью я не сплю. Думаю о Дворцове, негодуя. Это ж надо таким уродиться! И спит спокойно! Я еще не знаю, что ждет меня там, на берегу, через несколько месяцев в туманный зимний день...

Он умрет, тот великан, то чудо природы. Умрет что-то и во мне, не могло не умереть — все связано в этом мире невидимыми прочнейшими канатами. А может, оно было уже мертво, то, что составляет суть человека, его отношение к природе, ко всему живому? Было мертво к тому моменту, когда выстрелю в то чудо природы? И я не знал об этом. Жил и не знал, что во мне мертво что-то. И никто этого не видел, и сам я не видел. Как отличить такого человека от остальных? Как узнать его? Что мы знаем друг о друге?

Зачем я выстрелю? Зачем ограблю в чем-то себя? Зачем запачкаю руки кровью невинного? И потом буду спрашивать с недоумением и растерянностью: «Неужели это сделал я?»

Чем я лучше Дворцова? Он бьет луфаря ломиком, проламывает ему череп, а я всажу две пули в лося-трехлетку. Чем же я лучше Дворцова, хотя считаю, конечно, себя лучше него?