Часа через два мы обнаружили небольшое желтое пятно на поверхности изумрудно-зеленого и прекрасного в этот день океана и отдали трал.

Шли час, шли два.

На фишлупе не было показаний. Лицо капитана начало мрачнеть. Пепел сыплется ему под ноги, прикуривает сигарету от сигареты. Я еще не подозреваю ничего и думаю: что это мы не поднимаем трал?

Капитан обшаривает в бинокль океан, заволновался и штурман Гена, бегает от окна к окну, выскакивает на мостик перед рубкой, кричит, задрав голову:

— Эй, там, на мачте, видно что, нет?

— Нет, — отвечает Мартов. Сегодня он взобрался на верхотуру.

— Гляди в оба!

— Гляжу в три! Ни хрена не видно.

— Эй, на палубе! Видите что, нет? — беспокоится штурман Гена.

— Ты же выше нас, тебе видней.

— Луфарь платочком помахал, — отвечают сразу несколько человек с бака.

Штурман Гена вбегает в рулевую, косит глазом на фишлупу — чисто.

— Неужто платочком помахал! — с отчаянием шепчет он мне. — Прямо из рук уплыл. — И уже громче, обращаясь к капитану, неотрывно глядящему в бинокль, говорит:— Прождали базу, Арсентий Иванович. Вот к чему приводит нерасторопность берегового начальства — к срыву плана. За это кто-то должен ответить.

Носач отрывается от бинокля, молча и внимательно глядит на штурмана, и под этим взглядом Гена втягивает голову в плечи.

— Поднять трал! — приказывает капитан.

— Поднять трал! — громко, с облегчением кричит штурман Гена и бежит к пульту управления лебедками и там начальственным голосом повторяет по радиотрансляции: — Поднять трал!

Все матросы, выискивающие взглядом желтые пятна на океане, быстренько перебрались с бака на корму.

Ждем.

Ждем с надеждой всплытия трала. Молчим. А его все нет и нет, и уже прокрадывается в сознание мысль, что дернем «пустышку».

Ваера идут легко, без гуда, и лебедки работают ровно, без надсады, это признак того, что тащим «пустышку». Показалась уже дель трала.