— Зачем выдала нас энкагэбистам?

— Я никого не выдавала, дядя, — заплакала девушка.

— Чего пристал к дитю! — опершись о чапельник, надвинулась на гостя мать.

— Она предала своих земляков. Их потом перестреляли. В этом ее вина.

По поведению девушки, ее глазам Хорек определил: он не ошибся.

— Что ты делала после того, как услышала наш разговор с Опанасом?

— Мы только смотрели, как снежинки исчезают в дыму, — не уловила Марина каверзности вопроса.

— С кем? — посмотрел гость шальными глазами на девушку.

— С Устимом.

— Кто он?

— Командир у солдат в купеческом доме.

— Ты ему сказала, что нас слышала?

— Н… нет, — замялась девушка и вновь расплакалась. — Я больше с ним разговаривать не буду, если это нельзя.

— Видишь! — обратился Хорек к побледневшей матери. — А ты «чего пристал»! Знаешь, что за это бывает?

Мать упала на колени перед пришельцем, запричитала:

— Прости ты, ради бога, дитя неразумное. Если что-то и сказала, то не по злобе, неумышленно. Дядя Опанас был нашим соседом, не могла она сказать против него плохого слова.

— Марину следует расстрелять, — жестко сказал Хорек плачущей матери. — Но я этого не сделаю, если она согласится помогать нам.

— Согласится, согласится, — затараторила мать.

— Чем я могу помочь? — начала успокаиваться Марина.

— Во-первых, вы с матерью обеспечьте меня едой. А главное, поддерживай знакомство с младшим лейтенантом, даже подружись. В разговорах будешь как бы невзначай узнавать о намерениях энкагэбистов, обо всем станешь рассказывать мне. Навещать вас придется каждые два-три дня. Но без шуток, — погрозил пришелец пальцем. Не попрощавшись, удалился. Когда Хорек шел вдоль забора в лесу, показался навстречу идущий человек. Прятаться было поздно. Сблизились.