– Впереди пост! – нарушил молчание Родль. – Правда, там должен находиться НАШ офицер, из итальянской секретной службы.

– Будем надеяться, что он там появился. У вас есть оружие, Фройнштаг?

– Пистолет.

– Но я ведь приказал: «Оружие не брать», – процедил штурмбаннфюрер. – Мы получим его в городе. Немедленно выбросьте.

– Он надежно спрятан.

– Разве что, – язвительно обронил Скорцени.

– Я пущу пулю в лоб каждому, кто попытается обыскивать меня.

– Запугали всю секретную службу Италии. Вы слышали приказ, унтерштурмфюрер Фройнштаг?!

– Но это мое личное оружие, – возмутилась Лилия. – Я не расстаюсь с ним с тех пор, когда вступила в «Союз германских девушек». Небольшой швейцарский пистолетик.

– Подарок Кальтенбруннера.

– Этого могли бы и не знать. В случае ареста заявлю, что вы не могли догадываться о его существовании.

«Значит, действительно Кальтенбруннера?! – мельком взглянул на нее Скорцени. – Интересно, Фройнштаг, интересно… Я-то думал: слух. Хотя… всуе такие имена не упоминаются».

– Все обойдется, господа. Вижу того, нашего, офицера, – вовремя разрушил установившееся неловкое молчание Родль.

Скорцени всмотрелся в едва различимые фигуры карабинеров у шлагбаума. Он никогда не жаловался на зрение, но мог поклясться, что с такого расстояния Родль не в состоянии был определить, какая из них принадлежит офицеру, на которого они рассчитывали. Тем не менее замысел адъютанта понял и оптимизм его развеивать не стал.

Рим все еще контролировался войсками, верными королю и маршалу Бадольо. Однако с появлением на севере Италии свергнутого премьер-министра Муссолини его сторонники в Центральной и Южной Италии резко активизировались. И теперь страна пребывала в каком-то сомнамбулическом сне всеобщей политической неразберихи, ликвидировать которую могли или окончательный захват власти войсками, верными дуче, или приход англичан и американцев. Впрочем, осуществлению операции «Черный кардинал» эта неразбериха не мешала. Скорее наоборот.

21

21

– Что, господа офицеры?! – возникла в просвете двери рослая фигура Рашковского. За спиной у него стояли два таких же плечистых полицая. Дверь оставалась открытой, и Громов заметил, что за ней затаился еще некто четвертый. Похоже, что в этот раз Рашковский подстраховался надежно. – Есть время отвести душу? Где бы вы еще поагитировали друг друга? Интересно, кто кого и куда склонил: вы теперь оба за беляков? Или оба за красных?

Он стоял, покачиваясь на носках, – широкоплечий, довольный собой. И руки его властно лежали на подвешенной на немецкий манер, слева на животе, кобуре.