Светлый фон

О бледненьких заморышах в клетчатых юбках даже и думать забыл, на других женщин смотрел насквозь, не видя их, сидел на совещании, в присутственных важных местах, не глядя подписи ставил на многомиллиардных договорах и всё грезил наяву — Анечка, Анюта, свет мой небесный… Хоть часок рядом посидеть, не обязательно — постель, просто посмотреть на тебя, погладить, за ушко покусать…

Ух! Вот это чувство! Не к каждому снисходит такое, согласитесь, особенно после пятидесяти…

Любе поставил задачу: соорудить гнёздышко. Выделил средства, сколько просила, не глядя и не считая. Люба справилась, приобрела отличную трёхкомнатную квартиру в хорошем месте, обставила со вкусом, сказала, что оформила на Анюту.

Теперь Лев Карлович на «конспиративной квартире» и не появлялся. Без всяких инсценировок и ухищрений вечером сразу ехал к Анюте, предварительно позвонив жене: у меня запарка, буду к полуночи, ужинай одна…

Порой совершал глупости, никогда ранее ему не свойственные: средь бела дня, не прячась, ездил с Анютой по дорогим магазинам, кормил обедами в фешенебельных ресторанах — в рабочее время, между прочим, открыто и нагло! Анюта на людях (и не только на людях) вела себя нарочито вульгарно: громко болтала с напускным хохлятским «шоканьем», прилюдно целовала своего спутника и висла на нём.

Спутник всё понимал, молча терпел и только улыбался: это не более чем защитная реакция на враждебный окружающий мир, система обороны хрупкой нежной души…

Просто терзало душу какое-то странное щемящее желание: показать всему миру, какое у него есть сокровище, как он счастлив, обладая этим чудом… Вспоминал с усмешкой свинорылого купчика на вечеринке у жены, с его «гарнитуром» из близняшек, и только головой качал. Понятно теперь, почему такие люди, вроде бы благоразумные, солидные, позволяют себе поступать таким образом. Однако, чтобы понять это, нужно самому испытать в полной мере, что это такое — не просто похоть и вожделение, а всепоглощающая поздняя любовь к прелестному юному созданию!

— Ну что ж — так оно в жизни и устроено… Седина в бороду — бес в ребро, — философски бормотал Лев Карлович, поглаживая вечерком бархатную попку своего сокровища. И, блаженно жмурясь, добавлял: — Стыдно-то как, господи… Но как приятно, чёрт подери…

* * *

В середине июня позвонила Люба:

— Приезжай вечерком, разговор есть…

Лев Карлович не стал уточнять, насчёт чего разговор. Люба в курсе всего, знает, что теперь её кумир к бледненьким коленкам равнодушен, весь целиком — в своей новой страсти. То есть разговор будет сугубо деловой, можно даже не опасаться, что притащит опять какое-нибудь юное создание, нуждающееся в ста баксах на пропитание.