Несколько дней я провел под выступом скалы рядом с мостом вместе с шестью солдатами из войск специального назначения, прикомандированных к ЦРУ. Только на четвертый день, когда уже смеркалось, мы услышали, что кто-то идет. Это был крепкий парень, внешне очень напоминавший вьетнамца. Он был босиком и гол по пояс, вдоль ребер его тянулся большой ножевой шрам. На плече парня висели старая автоматическая винтовка М16 и плохонький рюкзак с изображением Микки-Мауса. Внутри, несомненно, были завернутые в тряпки брикеты опиума, которые начинали свое долгое путешествие в Европу и Америку.

Вьетнамец насвистывал сквозь зубы песенку Элтона Джона, когда на него прыгнул боец спецназа. «Крокодиловый рок» умер в глотке парня, винтовка упала, времени, чтобы вытащить нож с длинным лезвием, у него не было. Наркокурьер уставился на меня. На его лице застыло странное выражение: смесь вызова и ненависти. Послушав пару минут бойкий рассказ о том, что он редко пользуется этой тропинкой, а неделю назад был на севере Таиланда, в Чиангмае, я понял: этот тип лжет.

Я решил поместить вьетнамца в тюрьму – шлакобетонное здание, где, как я надеялся, несколько дней, проведенных в удушающей жаре одиночной камеры, сделают его более разговорчивым. Сотрудники ЦРУ любили Косолапого Джо: того не приходилось упрашивать дважды, когда надо было бить заключенных. Церэушники не хотели тратить время на допросы арестованного или просить молодого парня из «Дивизии», то есть меня, передать им это расследование.

Они решили прибегнуть к тому, что учебники стыдливо называют «техникой интенсивного допроса», и для этого наполнили водой большую бетонную ванну в тюремной больнице. Когда вода уже почти переливалась через край, охранники втащили наркокурьера – его глаза были завязаны, руки и ноги скованы.

Мне надо было сразу же сказать церэушникам, что это дело веду я и пусть они убираются восвояси. Конечно, можно убедить себя, что обычные жизненные правила перестают действовать, когда ты работаешь во имя интересов национальной безопасности, но происходящее не имело к этому ни малейшего отношения. Оглядываясь теперь назад, я думаю, что, видимо, пребывал в благоговейном страхе или просто хотел оставаться частью команды: подействовала психология малой группы, как это называют специалисты. Как бы то ни было, я, к своему стыду, не сказал ничего.

Раздетый до изношенного нижнего белья, с завязанными глазами, наркокурьер не имел никакого представления, где он и что происходит, и был близок к панике. Его привязали лицом вверх к длинной доске, а затем приподняли ее над полом.