Четверо церэушников, по-видимому лучше всего владевших техникой такого допроса, подтащили вьетнамца к ванне и опрокинули его туда спиной вниз, так что даже голова, кроме лица, оказалась под водой. Узник пытался сопротивляться, но без всякого успеха, и по его дыханию было понятно, что ему не хватает воздуха. Наверное, несчастный понимал: в любой момент он может запросто захлебнуться, если его опустят в воду на пару дюймов глубже.

Подошли еще двое следователей и заняли места по обе стороны бьющегося в ванне тела. Один из них сильно шлепнул пленника по лицу полотенцем, так что оно закрыло ему рот и нос, а другой стал лить сверху воду из большого ведра.

Жидкость, пропитав ткань, хлынула прямо в дыхательное горло курьера. Парень был в полной уверенности, что его погружают в воду и сейчас утопят. Сработал неконтролируемый рвотный рефлекс: его организм сопротивлялся проникновению воды в легкие.

А вода продолжала литься. Курьера охватил ужас от ощущения, что он тонет, рвота перешла в серию спазмов. А церэушники все продолжали пытку, пока у их жертвы не появилась эрекция, ясно видная сквозь трусы, а потом он испражнился в воду.

Его мучителей это развеселило, а я не отрывал от вьетнамца глаз, чувствуя себя униженным и опозоренным, ощущая каждый спазм несчастного, словно это я сам, беспомощный, был привязан к доске. Говорят, что сострадание – самая чистая форма любви, которая ничего не ждет, ничего не требует взамен. Не знаю, можно ли было назвать чувство, которое я испытывал в тот день к тайскому наркокурьеру, состраданием, но скажу точно: подобного ужаса мне больше никогда видеть не приходилось. Единственное, о чем я был способен думать, – этот парень крепче многих. Мой пересохший рот, учащенное сердцебиение и мокрое от пота тело – все это говорило о том, что сам я бы не выдержал такой длительной пытки. Меня тошнило.

Агенты наконец прекратили экзекуцию. Они убрали полотенце с лица своей жертвы, оставив на глазах повязку, и спросили, собирается ли он и дальше молчать. Но наркокурьер, казалось, утратил способность произносить слова, жадно ловил ртом воздух, а руки его судорожно дергались в попытке высвободиться из пут. Старший в группе агентов ЦРУ распорядился вернуть полотенце на место и продолжить пытку.

И тут я вдруг услышал собственный голос.

– Сейчас же прекратите, иначе вам грозят серьезные неприятности, – сказал я, стараясь казаться холодным и безжалостным.

Они смерили меня взглядом с головы до ног. Выбора не было: или настоять на своем, или дать себя унизить, подорвать свой авторитет и забыть о дальнейшем карьерном росте.