– Что я один из лучших музыкантов, которых вам доводилось слышать.
– Это правда, – ответил я, наблюдая, как летят секунды, превращаясь в минуты.
«Продолжай! – мысленно подстегивал я счетчик времени. – Ну же, не останавливайся!»
– Вы сами-то на чем-нибудь играете? – поинтересовался Памук.
– В детстве играл, настолько хорошо, чтобы понять: великим музыкантом я никогда не стану. Все бы отдал, чтобы иметь талант, как у вас.
Турок ничего не сказал в ответ. Мне хотелось взглянуть на его лицо, чтобы увидеть реакцию, но я не имел права отвлечься. Если в кадре все-таки появится изображение женщины, это случится очень скоро. Я бросил взгляд на видеомагнитофон: ленты еще оставалось много, но система безопасности «Бритиш петролеум» не давала никаких гарантий. Отсчет времени мог в любой момент скакнуть вперед – на день, неделю, целый месяц. Я вновь перевел глаза на экран, глядя, как мелькают секунды, и ощущая присутствие Памука за спиной.
В моем сознании его фигура стала более значительной. Уж не знаю, чем это можно объяснить, возможно перенапряжением, но у меня вдруг возникло странное чувство, что мы встретились не просто так и я каким-то образом вовлечен в его жизнь. Мне вспомнился буддийский монах, с которым я много лет назад общался в Таиланде. Он сказал тогда, что наши пути пересеклись не случайно и ему есть о чем со мной поговорить. Теперь и я испытывал нечто подобное.
Но при этом концентрация моего внимания не снижалась, а глаза не отрывались от экрана.
– Вы ненавидите свою работу, – сказал я тихо, – вам противна музыка, которую вы играете. Этого достаточно, чтобы разбить сердце любого человека.
На экране не было ни малейшего следа автомобиля или пешехода. Может быть, женщина в этот момент шла или парковала машину так близко к краю тротуара, что оказалась вне обзора видеокамеры, если, конечно, лента не закончилась или не прыгнула внезапно вперед. Я вновь взглянул на временной код. Отсчет приблизился к назначенной минуте телефонного звонка.
Если я сейчас не увижу ее, крошечное окошко закроется навсегда.
Я постарался говорить ровно, безучастно, чтобы ничем не выдать свое волнение:
– Когда-то, много лет назад, я встретил одного человека. Он был буддийским монахом и сказал мне удивительную фразу, которую я не забыл до сих пор: «Если хочешь обрести свободу, расстанься со всем, что тебе дорого».
Памук ничего не ответил, а у меня не было возможности проследить за его реакцией. Я наблюдал, как счетчик времени пережевывает секунды.
«Ну где же она? Где же она, черт возьми?!»
– Это интересно, – наконец отозвался Памук и повторил: – Просто «расстанься со всем, что тебе дорого». Вы хотите сказать, что именно это и следует сделать мне: избавиться от этой работы?