– Согласно архивным данным, мои предшественники в Аль-Мабахит Аль-Амма хорошо знали отца этого человека. Он был казнен двадцать пять лет тому назад.

Я был потрясен:

– Казнен?! За что?

Директор просмотрел пару документов и нашел тот, который искал.

– Банальное дело. Общее разложение.

– Простите, но что означает этот термин?

Он рассмеялся:

– Все, что мы захотим. – Почти все члены его команды тоже сочли это забавным. – В данном случае отец Захарии аль-Нассури критиковал королевскую семью и призывал к ее свержению.

Директор вдруг перестал смеяться, затихли и его агенты – речь шла о семье, к которой принадлежал он сам.

– Казни происходят публично? – спросил я.

– Да, – ответил директор. – Ему отрубили голову вон там, дальше по дороге, на парковке рядом с мечетью.

Мне стало не по себе. Господи, какой ужас! Публичное отсечение головы – этого вполне достаточно, чтобы сделать радикалом кого угодно: неудивительно, что сын вырос террористом.

– Сколько лет тогда было Захарии аль-Нассури?

Он вновь заглянул в папки:

– Четырнадцать.

Я вздохнул и задал следующий вопрос:

– Есть ли свидетельства того, что подросток наблюдал казнь? – Все это представлялось таким кошмаром, что я уже ничему бы не удивился.

– Уверенности нет, но сохранился снимок, на котором, как полагают наши агенты, запечатлен именно он. Поэтому фото поместили в соответствующую папку – досье с материалами на эту семью.

Директор извлек старую фотокарточку и передал мне.

Снимок был черно-белый, сделан с высокой точки, по-видимому, камерой наблюдения. На фото был запечатлен высокий нескладный подросток, овеваемый сухим ветром пустыни на почти безлюдной площади. Вся поза мальчика, какое-то непередаваемое ощущение одиночества так красноречиво говорили о боли и утрате, что я почти не сомневался: это Сарацин. К мальчику приближался коп с поднятой бамбуковой палкой в руке, как видно пытаясь прогнать его. Подросток стоял вполоборота, спиной к камере: даже держа в руках его фото, я не мог видеть лица. Я не сразу понял, что это плохое предзнаменование.