Светлый фон

– Пит, – сказал мне капитан Рамзи, – Герберт у нас ужасный оригинал. Все время твердит, что их командование и фюрер совершают большую ошибку, недооценивая русских. А по мне так это просто дикари, вроде ваших кафров, только с белой кожей.

– То же самое и я говорил еще в прошлом году, будучи на Остфронте, – с раздражением сказал Герберт, – тогда нам всем казалось, что дела идут лучше некуда. Когда зимой нашим как следует надрали задницу, сначала под Москвой, а потом на юге, то руководство, не желая слушать моих предостережений, сперва отозвало меня в Берлин, а потом сослало в ваше британское болото. И вот так получилось, что и тут я снова встречаю своих старых знакомых.

Я покачал головой. Насчет британского болота я с Гербертом был полностью согласен. Но вот насчет русских… Но о них я ведь почти ничего не знаю.

В этот момент к нам подбежал один из моих солдат.

– Сэр, – сказал он, – там написано такое… такое…

– Что там написано, солдат, – спросил я, – ты можешь мне объяснить по-человечески?

– Я не понимаю, сэр, – ответил солдат, – оно написано не по-нашему.

– Пойдемте, – сказал Герберт, – любопытно посмотреть – что же такое так напугало вашего солдата.

И мы пошли. Невозмутимый Герберт, чертыхающийся на каждом шагу капитан Рамзи и я, на душе у которого было мерзко и погано, будто я наелся так любимых французами лягушек, хотя я их ни разу и не ел.

Надпись, так напугавшая моего солдата, была сделана ярко-алой краской на стене караульного помещения у самых ворот при въезде на лужайку. Под надписью красовалась большая, чуть неровная пятиконечная звезда.

– Это написано по-русски, – сказал Герберт и, пошевелив губами, перевел: – «Здесь был Вася».

– Кто такой Вася? – не понял капитан Рамзи.

– Речь идет не о каком-то конкретном «Васе», – Герберт покрутил в воздухе пальцем, – а о «Васе» вообще. Короче, господа, это трудно объяснить, а понять это сможет только тот, кто подобно мне родился в России. Это привет от вашего любимого дядюшки Джо всем нам, а в особенности нашему фюреру, чтобы никто не сомневался, кто именно так нагло спер бывшего короля прямо из-под нашего носа. В молодости, говорят, господин Сталин тоже баловался такими вещами и знает в них толк.

– Герберт, – удивленно спросил я, – так вы родились в России?

– Да, майор, – с усмешкой ответил он, – еще во времена, как там сейчас говорят, «до без царя». Наша семья уехала в фатерлянд, когда я был еще в довольно юном, но уже вполне сознательном возрасте. А потому я прекрасно все помню и, как мне кажется, понимаю русских. Я так понимаю, что, вмешавшись в нашу игру, господин Сталин перевел европейскую ситуацию в положение «победитель получает всё». И думаю, что в роли победителя он видит себя и только себя.