— Но это не значит, что они не затаили на тебя злость.

— Я понимаю. И постараюсь сделать так, чтобы их сердца оттаяли. А кто станет ханом орды?

— Это слишком серьезное решение, чтобы вот так просто принять его.

— Тот кто возглавит курень Белашкана не имеет твоего авторитета, твой курень по силе идет после него.

— А еще, ты мой зять и сосед, с которым у меня есть общие дела.

— Это мешает?

— Немного. Но если ты вернешь нам детей куреня Газакопы, то чаша качнется в мою сторону. Потому что я волью его в свой и не буду иметь равных.

— Они на это пойдут?

— Они уже готовы к этому.

— Уводи орду. Пусть воины из куреня Газакопы обождут на острове, мы выведем детей. И еще. Оставьте здесь же ваших раненых. Мы постараемся спасти всех, кого возможно. Думаю, это так же поможет тебе стать ханом.

— Как насчет десятины?

— Ты получишь только то, о чем мы договаривались с тобой во время сватовства. И не больше, — покачав головой, ответил Михаил, и добавил. — Но мы всегда готовы с вами торговать.

— Твои поселения сгорели.

— Сгорело дерево. Люди живы. А это главное. К зиме заставы будут стоять, а корма заготовлены в оговоренном количестве.

— Ты Умен, хитер, стремителен и свиреп как пардус[14].

— Согласен. Ты с умом выбрал себе зятя, — с жизнерадостной улыбкой ответил Михаил.

Решение Романова вернуть детей в родные юрты, не понравилось отцу Нестору, который уже был готов провести обряд крещения. То-то, от него все время отговаривались, когда он заворачивал к этому вопросу. А он уже усмотрел в этом для себя пользу. Ведь по факту, он обратит в православие две сотни язычников. О чем узнает не только митрополит переяславский, но и в Константинополе. И тут такое разочарование.

На берегу Псёла развернули палаточный госпиталь, где пользовали тяжело-раненых половцев. Уход им обеспечили самый лучший, и лекари старались не за страх, а за совесть. Ведь невозможно стать хорошим лекарем, если не прикладывать старания и усердия. А уж кого лечить, тут без разницы. Если сумеешь выходить врага, сможешь поднять на ноги и друга.

На третий день с верховий Славутича появилась целая флотилия ладей. На сотне судов прибыло четыре тысячи воинов. Берегом двигалось еще три всадников. Князь Всеволод пожаловал, собственной персоной. Не сказать, что неожиданность. К его прибытию готовились со всем тщанием. А то как же. Прибыл спаситель.

Город с наскоку не взять и в поле. Что уж говорить о расположившемся на острове. Да еще и при наличии боевых ладей у обороняющихся и отсутствии таковых у нападающих. В принципе, те три ладьи могли на корню пресечь любые поползновения к форсированию Псёла. Но Михаил осознанно позволил им переправиться. А потом еще и по флангам прошелся, причесывая особенно наглых.