Сэм чуть разжал пальцы на спинке стула, руки приобрели обычный цвет.
– Ты вот сидишь тут на этом паршивом посетительском стуле. А я сижу здесь. Ты предпочел держать его за руку. Я предпочел ударить в ответ.
Сэм посмотрел на Джона, давним знакомым взглядом, без иронии, без презрения, без ненависти, без вины.
– Раз в неделю меня посылали к психологу. Чтобы какой-то идиот объяснял мне, что я зарезал отца из-за несчастливого детства. Что это… не моя вина.
Он сел напротив Бронкса, положил на стол руки с набухшими венами.
– Пропади все пропадом. Я свой выбор сделал. И сижу здесь. Говорить о том, что тогда произошло, все равно что гонять одну и ту же кассету… Он по-прежнему здесь, каков бы ни был наш выбор. Что бы мы ни делали. Никакой психолог этого не изменит.
Джону вдруг захотелось прикоснуться к этим рукам, положить на них свою ладонь, но физический контакт между ними прекратился много лет назад.
– Я пришел поговорить, но не о нем.
– Конечно, ты пришел, потому что хочешь сделать меня своим стукачом.
Он вспомнил последний раз, когда легонько тронул Сэма за плечо, а тот сбросил его руку, будто получил удар.
– Я слыхал, ты сидел при нем.
– А ты сидишь здесь, Сэм.
– Ты держал его за руку.
– Тебе наверняка известно, кто все это творит.
– Мама мне рассказала. Ты сидел возле больничной каталки и держал его за руку. За ту самую руку, которая… тебя избивала.
– Сэм, ты же
– Ты держал его за руку. Но приходишь сюда,