Через три дня ТАСС взахлеб поведал миру о грандиозном успехе правительственных войск в районе Кандагара. Скупые кадры телерепортажа показывали захваченное у душманов оружие и угрюмые лица пленных «духов» (до сих пор для Чечетова оставалось загадкой, кто это были — он точно знал, тогда пленных командос не брали).

Написав отчет о проведенной операции, как старший разведгруппы, Чечетов приложил к нему представление на капитана Евгения Сергеевича Серегина к званию Героя Советского Союза за обеспечение артиллерийского прикрытия. Но на это представление наложил свою лапу комбриг, он, что называется, «залупился» на Серегина. Вызвав к себе Чечетова, комбриг покрыл матом его как дефективного писаку, не соображающего, кого и к чему представлять. Но после того, как Владимир Андреевич стал настаивать на своем, комбриг ему в сердцах бросил:

— Да никогда этот придурок очкастый не станет героем.

Может, этим все и закончилось бы, не окажись в тот самый момент в штабе майор-афганец, командир батальона командос, он оказался случайным свидетелем этой беседы и тут же встал на сторону Чечетова. А дядя майора был губернатором здешней провинции, и он мог запросто связаться с Наджибуллой, а если надо, и с Кремлем... Короче, в штаб армии ушло представление на Серегина с краткой пояснительной запиской для политотдела. Через два месяца пришел приказ о присвоении капитану Серегину звания Героя Советского Союза. Еще через месяц Серегин улетел в Москву за наградами, обратно он не вернулся.

Уже находясь в Союзе (тогда еще Союзе), Чечетов узнал, что Серегин уже полковник и преподает баллистику.

Медленно поднявшись на ноги, Чечетов поправил куфию на голове. Вешая на плечо винтовку, не спеша повернулся в сторону лагеря моджахедов. Плюнув сквозь зубы, он тихо произнес:

— Серегинский трюк сейчас был бы в самый раз. — И, повернувшись к Лебедеву, добавил: — Ладно, Михалыч, пойдем, надо что-то решать, а то снова придется гоняться за Нурадином.

Крякнув, Лебедев медленно поднялся, бубня себе под нос:

— Стар я, я очень стар, я просто СУПЕР СТАР...

В подвале пакгауза было душно, в полумраке слабо горели пара армейских фонарей и экран дисплея АСУ, перед которым сидел Моул. Зажав зубами окурок сигары, майор стучал по клавишам командного компьютера.

По углам подвала в свободных позах лежали рейнджеры, последние сутки были достаточно напряженные, бойцы изрядно устали. Спертый воздух подвала был наполнен едким запахом пота и табачного дыма. От этих ароматов Джеймс Фишер просто задыхался, он лежал у дальней стены, откуда через небольшую щель поступал воздух с улицы. Впрочем, тоже раскаленный.