— Немало, конечно, — откликнулся Максим. — А что насчет сегодняшнего вечера?
— A-а, насчет сегодняшнего вечера? По этому поводу я мыслю так: ты машину свою у развилки оставь, где-нибудь в кустах, а сам у полотна встань. Как только увидишь, что подменный; состав вышел на пути, сразу дуй в город. Если состав на Новошахтинск двинется, то там его и бери, а если в другую сторону, то в этом самом… Сахарно-Кобыльске… или как он там…
— Соколово-Кундрючинский, — поправил Максим.
— Во-во, в нем. Значит, лови состав, поднимай железнодорожную милицию, только предупреди, чтобы не звонили никуда. Выставляешь часовых, чтобы к составу никто и близко подойти не смог, а сам звонишь в газеты, на телевидение, куда угодно. Самое главное, народу побольше собери, А я заводом займусь. Колобков из ОМОНа приглашу, своих из местного отделения, короче, устрою Сулимо день Страшного суда.
— Понял, — кивнул Максим. — А пока что делаем?
— А пока не знаю, как вы, — зевнул Проскурин, — а я покемарю. Выйти нам надо часиков в восемь, а сейчас тринадцать часов. До семи вполне можно поспать. Кстати, — он посмотрел на Максима, — тебе тоже советую.
Тот усмехнулся:
— Ладно, посмотрим.
— Я надеюсь, товарищ капитан не будет возражать, — майор подмигнул Алексею, — если мы своим могучим храпом огласим окрестности?
— Да ладно, — усмехнулся летчик. — Спи давай.
— Вот и ладушки. — Проскурин вышел в коридор, принес стулья, улегся на них, подсунул под голову пальто, свернутое наподобие подушки, и моментально уснул.
Глава тридцать пятая
Он проснулся внезапно, резко вынырнул из сна, словно туго накачанный воздухом мяч из реки. За окном маячили два отливающих трупной бледностью глаза — фонарь и луна. Первый, безразлично-холодный, пялился на больничный двор, второй, расколотый на десяток неровных кусков голыми ветвями осины, заглядывал в окно. Проскурин пошевелился, помассировал пальцами затекшую шею, почувствовав, как слабая боль кольнула в висках. Майор громко зевнул и сел. Алексей дремал, привалившись к спинке кровати и свесив голову на грудь. Свет ночника наполнил палату странными тенями, густыми, будто манная каша. Проскурин медленно повернулся и посмотрел на Максима. Тот лежал — как и он сам — на трех стульях, но глаза полковника, темные от усталости и тревоги, были открыты.
— Пора? — почему-То шепотом спросил Максим.
Майор взглянул на часы и кивнул:
— Пора. Без пяти. Пока доберемся, пока то, пока се. Пора.
Максим быстро встал, отодвинул стулья к стене, потянулся. Все еще сидящий на своем прокрустовом ложе Проскурин порылся в кармане, вытащил измятую пачку «Стиморол», протянул приятелю.