— Заходите, — он посторонился, пропуская визитера.
— Спасибо, — тот шагнул в фойе.
Прапорщик начал запирать дверь, продолжая говорить:
— Мне еще вечером показалось, что Максим Леонидович чем-то озабочен. Я подумал: может быть, у него что-то случилось, но… — Дежурный начал поворачиваться, и в ту же секунду широкоплечий ловко ткнул ему пальцем в нервный узел за ухом.
Прапорщик странно хрюкнул, ноги его подкосились, и он мешком рухнул на пол. Фуражка слетела с головы и покатилась в угол. Визитер подхватил тело и шустро оттащил за консоль. Уложив прапорщика лицом вниз, широкоплечий достал из кармана моток лейкопластыря и стянул пленнику руки за спиной. Затем так же аккуратно и быстро заклеил рот. Достав рацию, посетитель щелкнул тумблером и скомандовал коротко:
— Пятерка — Шестому. Все чисто.
Боковая дверца «рафика» распахнулась, и из нее выпрыгнул еще один боевик, одетый в черный комбинезон, легкую куртку и вязаную лыжную шапочку. За спиной Шестого на манер рюкзака были приторочены два коротких газовых баллона, в руке он держал изогнутый золотистый клюв ацетиленовой горелки. Пробежав через узенький тротуар, Шестой нырнул в предусмотрительно открытую Пятым дверь. Визитер, уже скинувший пальто, оказался в форме прапорщика. Сейчас он натягивал на предплечье замусоленную повязку. Протянув Шестому ключи, боевик сообщил:
— Второй этаж. Третья дверь справа. Табличка на двери.
Тот кивнул и запрыгал по затененной лестнице на второй этаж. Пятый быстро запер входную дверь, еще раз внимательно оглядел пустынную улицу и, оставшись довольным, направился в «аквариум». Усевшись на крутящийся стул, он уперся локтями в консоль и уставился в крохотный экранчик телевизора…
Глава тридцать девятая
…Приходил он в себя медленно, в висках пульсировала тупая ноющая боль, глаза болели жутко, и все тело ломило, словно на нем отплясывали чечетку умелые стэписты, причем азартно, со вкусом.
Проскурин попытался повернуть голову и застонал от полыхнувшей в голове жгучей волны.
— Дайте воды товарищу майору, — произнес кто-то.
И тогда Проскурин открыл глаза. Он лежал прямо на полу в обширном полупустом кабинете: кое-как покрашенные стены, на потолке дешевая люстра, бетонный пол, затянутый линолеумом, и огромный, как аэродромное поле, стол.
Проскурин пошевелился. Кто-то подошел справа и протянул стакан воды.
«Спасибо, перебьюсь», — хотел выдохнуть майор, но язык не слушался. Во рту было сухо. Попить все-таки пришлось. Проскурин взял стакан и заметил, как сильно дрожит рука. Жидкость едва не выплескивалась через край. Сделав несколько жадных глотков, он поставил стакан рядом с собой на пол, подтянулся, сморщившись от боли в голове, и сел, привалившись спиной к стене, поджав к груди согнутые в коленях ноги. Только после этого ему удалось осмотреться.