Джонни Конго поднялся на дыбы из груды постельного белья. Он был так высок, что его голова почти касалась палубы над ним. Его плечи казались такими же широкими, как и сама кровать. Его тело было совершенно голым, каждый дюйм его был отполирован, как антрацит, только что вырезанный из угольного пласта. Живот у него был тяжелый и выпуклый. Из-под нее торчал его пенис толщиной с запястье, пульсируя и дергаясь в такт импульсам крови и похоти.

Он все еще держал Женю за одну руку. Она слабо сопротивлялась, и ее лицо было распухшим, покрытым синяками и брызгами крови там, где он бил ее. Узнав Настю, он громко расхохотался и небрежно отшвырнул Женю в сторону. Она ударилась о переборку и соскользнула вниз, чтобы сесть на пол каюты. Конго отвел назад правую ногу и нанес ей полнокровный удар ногой в нижнюю часть живота. Ее крик боли оборвался, когда воздух вырвался из ее тела, и она согнулась пополам.

Конго больше не обращал на нее внимания, но быстро двинулся вперед, чтобы отрезать Настю от пути отступления к двери.

“Ну, смотри, кто здесь, - ухмыльнулся он, - ты весь день была на высоте. Давай посмотрим, как ты поведешь себя, когда я положу тебя на спину и буду умолять остановиться.”

Не успел он договорить, как Настя бросилась к нему ногами вперед. Его подбородок все еще был приподнят, а горло открыто, из него вырывался хохот. Она рванулась вперед, целясь своими твердыми как камень каблуками в его выпирающее адамово яблоко. Такая сила удара сломала бы ему шею. Но с быстротой огромной лесной кошки он опустил подбородок и взял ее пятки в центр своего лба. Но даже при этом она отбросила его на три шага назад, к переборке позади него. Но это подхватило его и удержало на ногах.

Рефлексы Конго не пострадали, но все еще были так тонко настроены, что когда Настя упала обратно на пол, он протянул обе руки и схватил ее за лодыжки в каждый огромный кулак. Он резко развернул ее головой вперед, и она врезалась в переборку. Удар оставил ее почти без сознания, лишив всякой способности сражаться, полностью отдав на милость Конго.

Наверху, на палубе, Эразмус ничего не слышал, кроме стука в дверь. Он подошел к носу корабля и вгляделся в темноту. В ту ночь луна почти не светила, и по небу неслись тучи, скрывая ее слабый свет. Будь он проклят, если видит или слышит что-нибудь там, снаружи. Бормоча проклятия Бабику за то, что тот послал его с дурацким поручением, он шел вдоль левого борта яхты, обращенного к острову, который они должны были посетить утром.

Эразмус добрался до кормы "Фокон д'Ора". Он прислонился к поручням, думая о том, как бы ему сейчас хотелось закурить "Голуаз", и сожалея о том, что курение на борту корабля запрещено всем сотрудникам. А потом краем глаза он заметил, как что-то движется по воде. Он взглянул еще раз и увидел нечто низкое и черное, острое и остроконечное, как стрела, скользящее по воде с необычайной скоростью и приближающееся прямо к нему.