В начале 80-х годов в Маранелло выпускали уже около сорока спортивных автомобилей в неделю. Поскольку это была зона ответственности концерна Fiat, Энцо уже не требовалось лично встречаться с каждым клиентом, намеревавшимся приобрести Ferrari Testarossa или какой-нибудь другой эксклюзивный спортивный автомобиль. Но и у него самого забот хватало. Из 700 рабочих и служащих фабрики в Маранелло под его командой находилось 200 человек, работавших в экспериментальном цехе Формулы-1. Феррари обходился с секретарями и сотрудниками своего офиса весьма любезно. Он шутил с ними, интересовался здоровьем их близких и делал им комплименты. «Старик был очень наблюдательным человеком, — писала Бренда Вер-нор. — Когда он меня видел, то говорил что-нибудь вроде: «Как вы замечательно выглядите!» — а потом в деталях обсуждал мои наряды, в которых я появлялась в офисе в течение недели. Он все замечал и все помнил. Однажды я подготовила по его заданию официальное послание для клиента и положила ему на стол. Через некоторое время он вернул мне письмо и сказал: «Вы неверно указали адрес. Он не живет там уже три года». После этого он сообщил мне правильный адрес и добавил: «Перепишите». Почти до самого конца жизни он сохранял прекрасную память и ясность рассудка».

Рабочие и служащие Феррари были чрезвычайно ему преданы, и не потому, что он много им платил. «Зарплата в Маранелло никогда не была очень высокой, — писала Бренда, — что бы там ни думала по этому поводу публика. Работать на Ferrari уже само по себе было привилегией. Мы, его сотрудники, понимали это, как никто, и старались делать свою работу хорошо, не ожидая от него ни прибавок к зарплате, ни особых похвал. Феррари тоже относился к этому как к чему-то само собой разумеющемуся. Как-то раз он потребовал, чтобы я отослала телекс — огромный рулон чуть ли не в милю длиной. «Но сначала, — сказал он, — составь его примерный план и покажи мне». Я сделала, как он велел. Он просмотрел исписанные мной листки и стал давать указания, что изменить и куда тот или иной параграф переставить. Я все исправила в полном соответствии с его замечаниями и принесла ему. Он сидел в ресторане «Каваллино» и закусывал. «Есть хочешь?» — спросил он у меня, склонившись над бумагами. «Я уже обедала», — сказала я. «Тогда хоть пирожное «Македония» возьми», — пробурчал он и вдруг принялся на меня орать, вменяя мне в вину те изменения, которые я сделала в тексте по его распоряжению. «Извините, конечно, Инженьере, но я все сделала в точности так, как вы мне велели», — заметила я. «Неужели?» — спросил он. Я кивнула. Он пожевал губами и сказал: «Ну, коли так, тогда отсылай». Не извинился, даже не сказал: «Ты неплохо поработала», просто велел отсылать, и все. Хоть это было и оскорбительно, я на него не обиделась. Мы, его сотрудники, готовы были стерпеть от него и не такое. Потому что это был не кто-нибудь, а сам синьор Феррари — живая легенда итальянского автоспорта. Он был большой оригинал… Как-то раз на фабрику пришел парень с текстильного предприятия, предлагавший образцы цветных шарфов для болельщиков. Феррари подошел ко мне вместе с Гоцци и сказал: «Ты тут у нас одна женщина. Может, поможешь выбрать?» Я от такого проявления доверия чуть не задохнулась. «Ну… — говорю, — на мой взгляд, подойдет этот, этот и этот». Феррари внимательно рассмотрел указанные мной образцы, но выбрал совершенно другие, о которых я и не думала. «Какого черта? — захотелось мне крикнуть. — Зачем вы спрашивали мое мнение, если все уже для себя решили?» Но я промолчала. Уж такой он был человек. Всегда все делал наперекор другим. Стоило мне только об этом вспомнить, как я все ему простила. Да, временами он вел себя как деспот и самодур, но мог быть удивительно чутким и щедрым. Как-то раз, когда я сделала для него одну работенку, он прислал ко мне домой Дино Тальязуччи, который вручил мне в подарок золотые часы и поблагодарил меня от его имени».