Хоть голос ее был слабым, тишина в комнате стояла такая, что ее ответ был слышен всем:

— Я убью для вас полицейского, — проговорила она.

— Ты будешь его разбомбить? Ты взорвешь его в куски?

— Я подорву его. Он разорвется в клочья.

— Ты разорвешь ему задницу?

— Я взорву его задницу.

— Это хорошо. Я хочу, чтобы ты была одна из нас, Хитер, — сказал мужчина. — Я не из этой страны, но я уважаю обычаи во всех землях. Где я живу, откуда я приехал, где меня учили, мы не взрываем людей, просто чтобы убивать их. Но здесь такой обычай у «Ангелов». Мы уважаем их обычай, да?

— Да.

Кивнув головой, он дал знак всем выйти из помещения.

— Закрой дверь! — рявкнул он вслед последнему выходящему — это был Жан-Ги.

— О, нет, нет, только не это, — взмолилась она.

— Что ты боишься, Хитер? Ты не можешь быть девственница.

— Мне больно. Я не могу. Со мной что-то не так. Я не могу заниматься сексом. Я не хочу забеременеть. Я не могу иметь детей. У меня тело не нормальное, пожалуйста, вы все мне там порвете, пожалуйста, я очень вас прошу. Я все сделаю, что вы попросите, только не это…

Джулия была в ужасе от собственных слов. Она сама сказала ему, что сделает все, что он захочет. Она чувствовала себя сломленной, полностью побежденной, униженной, потерянной.

Мужчина подошел к кровати и склонился над ней. Потом поцеловал ее. Она ответила на его поцелуй сдержанно, чисто механически шевеля губами. Он шепнул ей на ухо:

— Целуй звезду. Это твоя надежда. Целуй восьмиконечную звезду, Хитер.

Он распахнул рубашку, чтобы снова открыть грудь, она подвинулась, чтобы поцеловать звезду в самый центр.

— Языком лижи, Хитер. — Она повиновалась. — Так хорошо.

Он расстегнул брюки, вынул свою мужскую плоть и некоторое время мастурбировал, чтобы возбудиться. Потом приподнял ей голову, положив руку на затылок, и сказал:

— Возьми в рот.