– У меня приказ.

– Накрылся твой приказ.

Она вдруг презрительно рассмеялась и сказала с торжеством:

– Обломались вы с Киросом. Не вышло его подкупить.

– Не вышло, – кивнул Фалько. – Твоя работа?

– Нет. Он сказал, что это касается только его и вас и что сам справится. И ему хватит его людей – боцмана и нескольких еще.

– Кто стрелял в меня, когда я выпрыгнул в окно? Ты?

– Мой товарищ.

– Гаррисон?

– Да. Мы были внизу, в конце улицы – подстраховывали на всякий случай. Кирос очень злился… Говорил: это мое судно! И заниматься им мне самому. Собирался взять вас и передать полиции за попытку подкупа.

– Только-то? – теперь уже Фалько издал неприятный металлический смешок. – Как все же сильны еще буржуазные предрассудки… Уж вы-то церемониться с ним и ему подобными не будете – расстреляете, когда станут не нужны. А? Как тех, кого вы пытаете и убиваете по приказу вашего усатого.

– Как и вы, – эти слова она словно выплюнула.

– Мы? Не надо множественного числа! Я лично не верю ни в освобождение пролетариата от цепей, ни в товарищей по борьбе – в отличие от тебя.

– Зато веришь фашистским генералам и попам, которые кропят святой водой расстрельные команды… И маврам, которые бесчестят женщин. Веришь нацистам и итальянцам-чернорубашечникам.

Фалько посмотрел на нее насмешливо:

– А должен бы – вашей ЧК, пристроившейся в тылу? Русским истребителям и танкистам? Вашей идиллической Республике, перебившей больше троцкистов и анархистов, чем солдат Франко? Не говори пошлости. Я охочусь в одиночку, и мне это нравится.

– Ты просто грязный убийца.

– Ну да.

– И никогда не будешь хорошим коммунистом.

– Мне и плохим не бывать.