— Ты права, — говорит Хосе. — Это всегда будет твоим домом. Но не обязательно здесь жить. Мне тоже письмо пришло, — когда я наклоняю голову, он крутит шляпу. — Доктор Кейн сказал, что сожалеет о том, что не позаботился о тебе, как я просил его в тот день в больнице. И он сказал, что проведет остаток своей жизни, пытаясь загладить свою вину. Попросил не говорить тебе об этом, хотел сказать всё сам.
Я улыбаюсь сквозь слезы.
— Ты такой сплетник.
— Поэтому у меня такой хороший цирк. Я знаю всё про всех, — подмигивает Хосе. Он ухмыляется, но его улыбка постепенно становится грустной. — Он просит дать тебе отпуск, чтобы увидеться. Он любит тебя, Роуз. Мы всегда будем рядом, конечно. Но это? — показывает на сжатый конверт, — может быть твоим домом, если ты захочешь. Может, пора уехать. Вижу, что ты хочешь. Да?
Хочу ли? Не знаю. Держать эти письма в руках и читать красивые слова, в которые отчаянно хочется верить, — это одно. А стоять перед человеком, который разбил мне сердце, — совсем другое. Девять месяцев прошло. Думаю, он изменился. А может, и я тоже.
Хосе видит мою нерешительность и слёзы на глазах. В его глазах я тоже замечаю блеск, прежде чем он обнимает меня.
— Езжай, Роуз. А если ты не вернешься, я желаю тебе всего наилучшего, — говорит он, а я киваю, зажмуривая глаза. Слушаю биение его сердца, пока мы стоим в лучах летнего солнца. — И енотиху забери. Она постоянно в тесто для чуррос лезет. Я уже столько выкинул! — я смеюсь, хоть и без особого энтузиазма. Отстранившись, Хосе берет мое лицо в ладони и целует в лоб. — Я люблю тебя как свою дочь,
Грустно улыбаюсь, он в ответ грациозно кланяется. Надевает шляпу, засовывает руки в карманы и уходит. Когда он скрывается, я захожу в трейлер, дрожащими пальцами хватаю нож для писем и сажусь.
Разворачиваю письмо, и карта Звезда падает на стол.