— Ты уже тогда был знаком с ним?
— Я знаю Клинера с незапамятных времен. Добился того, что меня назначили от Бюро поддерживать контакты со Спиренцой. И замял все результаты расследования.
Мы молча проехали еще мили две. Двое парней в неприметном седане держались в сотне ярдов за «Бентли». Вдруг Пикард повернулся ко мне.
— Этот тип Леннон, он еще одна ищейка из казначейства, работающая на твоего брата, так?
— Это приятель Хаббла, — поправил я.
— Черта с два! Мы проверили, у него нет друзей в Огасте. Проклятие, у него вообще нет друзей. Хаббл считал своим другом Клинера — ведь тот дал ему работу.
Пикард захихикал. Его огромная туша тряслась от веселья.
— Как и Финлей считал тебя своим другом, верно? — заметил я.
Он пожал плечами.
— Я пытался отговорить его. Предупреждал. А что еще мне оставалось делать? Умереть ради него?
Я ничего не ответил. Мы молча ехали вперед. Седан упрямо держался в ста ярдах позади.
— Нам нужно заправиться, — сказал я.
Нагнувшись, Пикард посмотрел на стрелку указателя топлива, приблизившуюся к красной отметке.
— Свернешь на ближайшую заправку.
У городка с названием Мэдисон я увидел знак заправки. Свернул с шоссе и поставил «Бентли» у самой дальней колонки.
— Ты будешь заправлять? — небрежно спросил я.
Пикард удивленно посмотрел на меня.
— Нет. За кого ты меня принимаешь, черт возьми? Сам заправишь.
Именно этот ответ я и хотел услышать. Я вышел из машины. Пикард тоже вышел. Неприметный седан остановился за нами, и из него вылезли двое. Я посмотрел на них. Это были те самые латиноамериканцы, с которыми я столкнулся в Нью-Йорке, на людной улице неподалеку от Колумбийского университета. Тот, что пониже, был в плаще цвета хаки. Я приветливо кивнул ребятам. По моим расчетам, им оставалось жить меньше часа. Они подошли и встали рядом с Пикардом. Сняв шланг, я вставил пистолет в бензобак «Бентли».
Бензобак был большой, вместимостью больше двадцати галлонов. Я засунул палец под курок пистолета, чтобы бензин лился не полной струей. Держа пистолет одной рукой, я развернулся и прислонился к машине. У меня мелькнула мысль, не начать ли насвистывать. Пикард и латиноамериканцы потеряли ко мне всякий интерес. Поднялся ветер, и они ежились, спасаясь от холода.