– Хрен? – предложила Элизабет.
Я помедлил. Затем зачерпнул полную ложку. Старинное армейское правило гласит: «Никогда не отказывайся от возможности поесть и возможности поспать», поскольку никто не знает, когда представится следующая возможность осуществить то или другое. Поэтому, выбросив из головы Куина, я положил в тарелку гарнир и начал есть, не переставая думать. «Все увиденное, все услышанное». Мои мысли упорно возвращались к набережной в Балтиморе, залитой ярким солнцем, к конверту и газете.
– Вы читали Пастернака? – спросила меня Элизабет.
– Что ты думаешь об Эдварде Хоппере? – спросил Ричард.
– Тебе не кажется, что М-шестнадцать пора менять? – спросил Бек.
Я снова вынырнул в действительность. Все трое смотрели на меня. Похоже, Беки изголодались по живой беседе. Все трое были очень одиноки. Послушав шум волн, разбивающихся о скалы с трех сторон вокруг дома, я понял, что чувствуют эти люди. Они живут в полной изоляции. Но они сами сделали этот выбор. Я тоже люблю одиночество. Я могу прожить три недели, не обмолвившись словом ни с одной живой душой.
– Я видел кино «Доктор Живаго», – сказал я. – Мне нравится та картина Хоппера, где люди поздно вечером ужинают в дешевом ресторане.
– «Полуночники», – подхватил Ричард.
Я кивнул.
– Больше всего мне нравится тот, что сидит слева, в одиночестве.
– Помнишь название ресторана?
– «Филлис», – сказал я. – И я считаю, что М-шестнадцать – отличная автоматическая винтовка.
– Вот как? – спросил Бек.
– Она делает все то, что должна делать автоматическая винтовка, – сказал я. – Большего от нее просить нечего.
– Хоппер гений, – сказал Ричард.
– Пастернак гений, – сказала Элизабет. – К сожалению, кино его сильно упростило. К тому же нет хороших переводов Пастернака на английский. А вот Солженицына чересчур захвалили, и напрасно.
– Я считаю, что М-шестнадцать следует усовершенствовать, – сказал Бек.
– Эдвард Хоппер подобен Раймонду Чандлеру, – сказал Ричард. – Ему удалось ухватить определенное время и определенное место. Конечно, Чандлер тоже гений. Хэммету с ним не сравниться.
– Подобно тому, как Солженицыну не сравниться с Пастернаком? – спросила его мать.