Однако Котт не появился. Я вошел в прихожую. Дверь в спальню была закрыта. Девять футов в высоту, десять вместе с рамой, ручка на высоте ребра.

Из-за двери до меня донесся голос женщины.

Нет, не слова. Нечто бессвязное. Не крик или стон, а разочарованное восклицание. Она хотела что-то сделать или что-то взять, но не могла. Нет, хотела – неправильное слово. Она не была раздражена. Женщина испытывала отчаяние. Она нуждалась в чем-то или пыталась до чего-то дотянуться.

Но не могла.

Я сделал шаг назад и крикнул через плечо:

– Беннетт? Ты еще здесь?

Нет ответа.

В спальне воцарилась тишина.

Я шагнул в сторону на случай, если Котт выстрелит через дерево.

Он не стал.

Как заставить их добровольно покинуть дом? Никто не знает. Никто никогда не знал ответа на этот вопрос.

В обычной ситуации я мог бы встать спиной к стене и приоткрыть дверь, оставаясь невидимым на расстоянии вытянутой руки, но двери Джоуи были слишком широкими для такого маневра. Так что, как аккуратный маленький парень, я находился в новой среде, поэтому я просто прыгнул вперед, повернул ручку, распахнул дверь, отскочил назад и прицелился.

И выстрелил. И попал в центр лба Джона Котта. Вот только это было не так. Моя пуля угодила в зеркало, висевшее на боковой стене. Посеребренное стекло рухнуло на пол, после чего в мире вновь воцарилась тишина, а из комнаты послышался голос Котта:

– Похоже, ты забыл, что предлагал разойтись в разные стороны и отправиться по своим делам.

Я не слышал голоса Котта шестнадцать лет, но это был он, тот же акцент Озарка, раздраженная интонация и агрессивный тон.

– Ты мне не ответил, – сказал я.

– Оно того не стоило.