— Поехали, — сказала Маккензи.

* * *

Брамалл подождал, когда не будет видно света фар машин, ехавших в обе стороны, а затем резко повернул руль, пересек сразу три полосы и оказался перед разделявшей автостраду широкой полосой, похожей на дренажную канаву. Ричер решил, что она предназначалась для снега: должны же снегоочистители куда-то его сбрасывать, чтобы он там таял. «Тойота» преодолела один склон, потом другой, а потом выехала на западную дорогу и покатила обратно.

Теперь они двигались в том же направлении, в каком позже из Нью-Джерси на запад поедет грузовик. Собственно, он уже несколько часов был в пути, но находился где-то за ними, преодолевая долгие мили, которые проехал Ричер в огромном красном грузовике со спальной кабиной. Со стариком-водителем за рулем. «Моя жена сказала бы, что вы чувствуете какую-то вину. Она читает книги. И думает о разных вещах». Они видели то, что водителю грузовика еще предстояло увидеть. В течение первой мили — ничего, а потом свет левой фары выхватит из темноты неожиданный съезд и знак: «Только для персонала, имеющего разрешение».

Через сотню ярдов Брамалл остановил машину на обочине. Ричер вышел и шагнул к дверце со стороны Сандерсон. Она выбралась из «Тойоты». Сапоги, джинсы, серебристая куртка, застегнутая на «молнию» до самой шеи. Но на этот раз Роуз не стала надевать капюшон. Для улучшения периферического зрения. Для более четкого восприятия ситуации. Она была готова действовать. Ее лицо оставалось открытым от скул и выше. Фольга справа, шрамы слева. Бесформенный рот. Одна бровь полностью исчезла без особой на то причины, если только ее не использовали, чтобы прикрыть другое место.

— Сейчас темно, — сказала Роуз. — Всё в порядке.

Они остались ждать на обочине. Никакого движения по шоссе. Сандерсон что-то жевала. «Не жевательную резинку», — подумал Ричер. Последнюю четверть дюйма пластыря. Возможно, только половинку этого кусочка. Она вполне могла ногтями разорвать полоску надвое. «Я предоставляю вам возможность самостоятельно оценивать время». Ричер надеялся, что она знает, что делает. Однако пластырь не оказывал прежнего успокаивающего действия. Возможно, последняя четверть дюйма никогда не давала удовлетворения. Да и как она могла? Это подобно раскачиванию на трапеции — когда ты отпускаешь руки и летишь по воздуху в неизвестном направлении, надеясь, что кто-то окажется в нужном месте и поймает тебя прежде, чем ты упадешь. Может быть, это новый золотой стандарт ненадежности. Наркоман с пустым карманом. Висящий над пропастью. Без страховки.