Билли посмотрел на лошадей в реке. Опустил взгляд на Бойда:

— Ну, если вообще нет разницы, то пусть он будет у меня.

Бойд вытащил пистолет из-за пояса и подал ему. Билли сунул его за пояс уже себе, влез в воду, вскочил на Бёрда и, отделив от гурта пять лошадей из Бокильи, вывел их на берег.

— Смотри, чтобы следом наши кони не увязались, — сказал он.

— Да чего это они вдруг увяжутся.

— И ни с кем тут без меня не якшайся.

— Езжай давай.

— И огня не зажигай попусту.

— Езжай. Что я, дебил, что ли?

Он отъехал и вскоре исчез за увалом. Солнце село, опустился долгий прохладный вечер высокогорья. Остальные трое коней один за другим вышли из реки и принялись пастись на доброй травке вдоль берега. К тому времени, когда Билли вернулся, стало совсем темно. Но по степи он прискакал точно к их лагерю.

Бойд встал:

— А, понял! Ты, должно быть, дал коню самому выбирать дорогу.

— Ты верно понял. Готов?

— Тебя ждал.

— Ладно, помчались.

Разобрались с конями и, переведя их через реку, отправились дальше в глушь. Вокруг голубела пустынная, безжизненная равнина. Тонкорогий месяц на западе лежал почти на спинке — этакий грааль с попавшим в него ярким камешком Венеры, зависшим низко, будто звезда, упавшая в лодку. Неслись в открытую степь, держа от реки подальше, скакали всю ночь, а к утру встали лагерем прямо на сухую — на пологом склоне в миле от реки посреди quemada,[404] где деревья стояли мертвые, черные и изломанные. Спешились, поискали, нет ли поблизости каких-нибудь признаков воды, но их не было.

— В свое время здесь вода была, — сказал Билли. — Наверняка была.

— Может, пожар ее высушил?

— Какой-то родничок, болотце… Что-то в этом роде.