— Роль padrino не сводится к простой формальности, — сказал он. — Это не демонстрация родства или симпатии и не способ завязать дружбу.

— Да. Я понимаю.

— Это дело серьезное, так что не стоит принимать за оскорбление, когда такое предложение отклоняют, если, конечно, причина для отказа уважительная.

— Да, сэр.

— В таких вещах следует быть логичными.

Подняв руку с разведенными пальцами, маэстро задержал ее перед собой. Будто заклиная кого-то или от чего-то отстраняясь. Не будь он слеп, он, может быть, просто разглядывал бы свои ногти.

— Я больной человек, — сказал он. — Но если б это было и не так, этой девочке предстоит строить свою жизнь, и на новой родине ей будет нужен кто-то, к кому она сможет обращаться за советом. Я правильно говорю, как вы думаете?

— Не знаю. Думаю, ей понадобится помощь, и как можно более всеобъемлющая.

— Да. Конечно.

— Это из-за вашего зрения?

Слепой опустил руку.

— Нет, — сказал он. — Дело не в зрении.

Джон-Грейди ждал, что слепой скажет дальше, но тот молчал.

— Это что-то такое, о чем вы не можете говорить при девочке?

— При девочке? — повторил маэстро. Улыбнулся своей слепой улыбкой и покачал головой. — Да ну! — сказал он. — Нет-нет! У меня от нее нет секретов. Представьте: старый слепой папаша с секретами! Нет, это не наш случай.

— Вообще-то, у нас в Америке нет padrinos, — сказал Джон-Грейди.

Подошедший официант поставил перед Джоном-Грейди его бокал, маэстро поблагодарил официанта и провел пальцами по столу, пока они не натолкнулись на бокал, стоящий перед ним.

— Я пью за вашу свадьбу, — сказал он.