...Рождались, воевали, немного жили. Было семеро, и сказ тот быльем пророс. Это неправда, что нас тогда положили — вот тогда нас убили понарошку и не всерьез. Было семеро, и дружба была навеки, и война до победы, и дни длинны. Семеро ручьев, разлившихся в реки, семеро дозорных большой войны.
Сказка окончилась, когда нас убили — в сущности, и к лучшему, так задумывалось по ней. Разбрелись. Работали и любили. Становились уверенней и прочней. Вырастали из прошлого, вырастали из сказки старой — сказка лопалась и трещала по ветхим швам. Один прикупил себе новую бас-гитару, другой — квартиру и прочий хлам. Потихоньку разбредались, придумывали отмазки, почему не встретиться, может, в будущий раз. Вырастали из дружбы. Вырастали из сказки. Или это сказка вырастала из нас.
Нас потом убивало и медленно выжигало, потому что нигде не место таким, нас потом ловили автобусы и вокзалы, нас потом выкручивало, мотало, в легкие въедался прогорклый дым. Нас потом вжимало в бетонную стенку, дождь строчил пулеметом в спину. Нас потом съедали — по капельке, помаленьку, прогоревших, отравленных спиртом и никотином. Негде спрятаться в мире, как нас таких не выявить? Дождь течет по небу, горький, как мумиё. Нынче Сашка пытается выжить в городе Киеве, зато Кира в Париже, и все мужики её. Разбежались, разъехались, медленно догорая. Было семеро — теперь перестало быть. Мы, конечно, и не думали, чтобы дойти до рая, но немного злят подколки такой судьбы.
Может, мы найдемся в каком-то месте, стертые и снова отправленные на бой, но…
Время проходит, сглаживает изъяны.
Память о прошлом болезненна, но чиста.
Бывшие любимые
становятся воображаемыми друзьями,
которыми спасаешься от одиночества.
КОЛЕБАНИЯ И ВОЛНЫ
КОЛЕБАНИЯ И ВОЛНЫОсень оставляет розовые следы, мажет тропки мелкою рыжей крошкой. Двое сумасшедших сидят у большой воды, паутинка летит над солнечною дорожкой. Рыжий день мерцает, почти уже догорел, двое сумасшедших сидят, не касаясь друг друга. Входит в резонанс тепловое излучение тел, синусоиды сердечного стука.