НОРА (быстро). Ты бы дал мне деньгами, Торвальд. Сколько можешь. Я бы потом, на днях и купила себе на них что-нибудь.

ХЕЛЬМЕР. Нет, послушай, Нора…

НОРА. Да, да, сделай так, милый Торвальд! Прошу тебя! Я бы завернула деньги в золотую бумажку и повесила на елку. Разве это не было бы весело?

ХЕЛЬМЕР. А как зовут тех пташек, которые вечно сорят денежками?

НОРА. Знаю, знаю, – мотовками. Но сделаем, как я говорю, Торвальд. Тогда у меня будет время обдумать, что мне особенно нужно. Разве это не благоразумно? А?

ХЕЛЬМЕР (улыбаясь). Конечно, то есть если бы ты в самом деле могла придержать эти деньги и потом действительно купить на них что-нибудь себе самой. А то и они уйдут на хозяйство, на разные ненужные мелочи, и мне опять придется раскошеливаться.

НОРА. Ах, Торвальд…

ХЕЛЬМЕР. Тут спорить не приходится, милочка моя! (Обнимает ее.)Птичка мила, но тратит ужасно много денег. Просто невероятно, как дорого обходится мужу такая птичка.

НОРА. Фу! Как можно так говорить! Я же экономлю, сколько могу.

ХЕЛЬМЕР (весело). Вот уж правда истинная! Сколько можешь. Но ты совсем не можешь.

НОРА (напевает и улыбается). Гм! Знал бы ты, сколько у нас, жаворонков и белочек, всяких расходов, Торвальд!

ХЕЛЬМЕР. Ты маленькая чудачка! Две капли воды – твой отец. Только и хлопочешь, как бы раздобыть денег. А как добудешь – глядь, они между пальцами и прошли, сама никогда не знаешь, куда их девала. Ну что ж, приходится брать тебя такой, какова ты есть. Это уж в крови у тебя. Да, да, это в тебе наследственное, Нора.

НОРА. Ах, побольше бы мне унаследовать от папы его качеств!

ХЕЛЬМЕР. А мне бы не хотелось, чтобы ты была другой, чем ты есть, мой милый жавороночек! Но слушай, мне сдается, ты… у тебя… как бы это сказать? У тебя какой-то подозрительный вид сегодня.

НОРА. У меня?