— Полиция получила слишком много власти, — резко сказал от дверей поручик Тизенгаузен. — Они творят произвол.
— Вот именно, — согласился полковник. — Ведь можно простудиться! У вас нет насморка?
— Нет, — сказал Андрей.
— Я дам вам с собой капли. Мне присылают из Киева, — сказал полковник. — Вы завтракали?
Поручик хмыкнул.
— Ах да, — сказал полковник. — Какой у них завтрак! Поручик, не в службу, а в дружбу, распорядитесь, чтобы принесли чаю.
— Чай придется подождать, — сказал поручик. — Еще не ставили самовар. Но если господин Берестов не откажется, мы можем предложить ему глоток коньячку.
— Великолепная идея! — обрадовался полковник. — Вы простите, что нам пришлось встретиться в такой момент. Но это последствия тяжелого положения, в котором оказалось наше государство.
Поручик Тизенгаузен прошел к массивному сейфу, что стоял возле стола, громко повернул ручку, открыл его и вынул оттуда початую бутылку коньяку и два стакана. Раздвинул бумаги на столе полковника и налил в каждый стакан на два пальца.
— Нам надо завести бокалы, — сказал полковник, удрученно глядя на действия адъютанта. — Просто стыдно перед гостями.
— Я распоряжусь, — сказал Тизенгаузен. Он протянул один стакан Андрею, второй взял сам.
— А мне нельзя, — сказал полковник. — Язва. Совершенно исключено.
Коньяк обжег глотку. Полковник проглотил слюну, глядя, как Андрей пьет.
— Нечем закусить. Не серчайте, Андрей Сергеевич, но мы редко принимаем гостей. Мы стали бумажными крысами. Война — это груды бумаг, вот так-то.
Тизенгаузен пил коньяк маленькими глотками, стоя навытяжку, словно соответствовал тосту на торжественном приеме.
Большие настенные часы пробили десять раз. Все трое стояли и смотрели на них, потом полковник и Тизенгаузен сверили свои часы, словно настенные часы были истиной в последней инстанции. У полковника была старинная луковица, поручик Тизенгаузен, разумеется, имел часы наручные, на черном ремешке.
— Господин поручик, — сказал полковник, — вам пора.
— Слушаюсь, Лев Иванович, — согласился Тизенгаузен, убрал стаканы и бутылку в сейф и небрежно прикрыл его.
Когда Тизенгаузен вышел, полковник обернулся к Андрею:
— Садитесь, садитесь, в ногах правды нет. Боюсь, как бы вы с собой паразитов не вынесли. Там же блохи, клопы, полное отсутствие гигиены… да вы садитесь, я не потому сказал, что опасаюсь заразить свою мебель, нет, не потому.