Впечатленный образным примером зал то гудел по-пчелиному, то ухал подобно ночному филину, представляя себе телеги и сани, доверху груженые ассигнациями и червонцами. Караваны тянулись из монетного двора в усадьбы и поместья, растворялись в сизой дымке за пограничными столбами.
— Вот послушайте, что пишет Михаил Константинович Лемке, журналист при царской Ставке в Могилёве, по убеждениям — монархист. — Сталин заглянул в свою шпаргалку.-
«Когда бываешь в Петрограде, Москве, вообще в тылу, видишь, что вся страна ворует… Все воруют, все грабят, все хищничают… Аппетитам торговцев и промышленников нет границ… Торгово-промышленный класс… крепко объединился и разоряет страну, как дикарь…»
И что мы видим сегодня, товарищи? Мы наблюдаем, как те, кто ворует миллионы и присваивает миллиарды — комитет Гучкова, земгор Львова — рвутся к власти. Разогнав вороватое и ленивое царское правительство, они шустро занимают теплые министерские кресла. Вы представляете себе, как они науправляют? Что будет с армией, на крови которой все последние три года создавались миллионные состояния? Что будет с Отечеством?
Зал ответил звериным рёвом: “Не дадим!”, “Не позволим!”. Над папахами взметнулись штыки. Депутаты Госдумы в правом углу зала съёжились и стали меньше в размерах, желая просочиться сквозь щелочки, чтобы не стать объектом приложения гнева собравшихся.
— Я спрашиваю у всех военных, независимо от звания и должности: нормально ли такое положение дел, можно ли с этими людьми договариваться, и кто должен усмирить их дикие аппетиты? — сыпал вопросами Сталин. — У царской власти на них управы нет!(*)
Подождав, когда стихнут очередные крики возмущения, и согласно кивнув, Сталин, словно фокусник, достал еще одну бумагу.
— Французский министр Тома во время визита в Россию, когда председатель Государственной Думы попросил его откровенно указать на главные слабые места в организации снабжения армии, ответил: «