На площадь мы вылетели с нескольких сторон, мы и с противоположной стороны отряды Саньки и на секунду остолбенели. Пашиной гордости, здания ратуши, как таковой не было, на место где стояла церковь, до сих пор светилось красными огнями пожарище, кирпичные двухэтажные дома, окружающие ратушу, щерились окнами с остатками стекол как выбитыми зубами. Только брусчатка на мостовой, оставалась не выковырянной. Только здесь нам оказали сопротивление, из одного щербатого окна по нам впустую хлестнула длинная пулеметная очередь, из-за которой я чуть не погиб. Стреляли в общем не в меня, а в двух ребят, которые очень осторожно пересекали площадь, чтобы добраться до ратуши. Моментально на всех обрушился шквал огня, а на меня в подкате бросилась одна из девочек Алины. А сверху придавил один из пареньков Ильяса, такой объемный, что его можно было бы использовать вместо танка. Мало того, что я со всей силой грохнулся копчиком, так на меня сверху еще свалилась бетонная плита, постаравшаяся вдавить меня до такой степени в брусчатку, что я больше испугался опасности быть раскатанным в блин, чем получить пулю. Остальные же открыли такой огневой шквал в сторону с дуру показавших себя стрелков, что те моментально заткнулись. После всего этого издевательства меня еще до кучи подхватили и задом наперед потащили в сторону ближайшего каменного домика, так ,что у меня ноги брянькали о брусчатку, не успевая за моими "спасителями". Остальные в это время прикрывая меня своими телами, отступали, не прекращая вести огонь в сторону так неожиданно объявившегося противника.

       Затащив меня в каменный дом, с узкими окнами (это такая мода строить образовалась после катастрофы: очень толстые стены и узенькие окна, которые можно плотно прикрыть металлическими ставнями с бойницами), меня постарались задвинуть в самый угол, да еще в комнату находящуюся на другой стороне от площади, чему я решительно воспротивился. Сильно болела ушибленная задница, ключицу мне, судя по всему, сломал улыбающийся и гордый собой амбал, рука была то ли вывихнута, то ли сломана. Как мне хотелось на них наорать, а лучше всего еще и врезать хорошенько, но я не стал этого делать. И не потому, что они действовали в принципе правильно, выполняя свои телохранительские функции, а я был дураком и поперся прямо под пули, нет. Не врезал я по одной простой причине: один был настолько здоровше меня, что мог бы похоронить одним ударом; а вторая, насколько я знал, была очень хорошим специалистом по нечаянному умерщвлению - я решил не связываться. Алина и Ильяс, с тревогой наблюдавшие за моими душевными терзаниями, с облегчением вздохнули, когда я растянул губы в резиновой улыбке, и чуть дрожащим от боли и злости голосом вынес благодарность отличившимся бодигардам. Судя по воссиявшей на секунду улыбке, они высоко оценили мою благодарность, а чуть омрачившиеся лица остальных подсказали мне, что в следующий раз меня помчится спасать стада слонов и буду я себя чувствовать как мяч в американском футболе. Поэтому, может чуть торопливо, чем следует, но я похвалил всех за слаженность и отличную выучку и пожелал дальнейших успехов в совершенствовании боевой и бодигардовской подготовки. Причем, что интересно, что вторую половину я желал совершенно искренне - кости мои и вообще я себе дорого как память о счастливом детстве.