Ну а потом…

Потом они стали есть друг друга.

Не знаю, да и не хочу знать, как там это у них все было устроено — по жребию они друг друга жрали или тот, кто сильней, тот и прав. Короче…

Короче, в один прекрасный меркурианский день кому-то из этих людоедов пришла в голову идея слетать на родину. К нам.

Они ничего ведь не теряли, людей на Земле больше не было, а животные оставались. На суше много разного, а в море и подавно — одни киты чего стоят! Такого поймай — и весь год можно есть!

Интересно было бы посмотреть на кита…

Они прилетели, людей не застали. Тут были только дикие, впрочем, к тому времени им уже было все равно — люди, олени. Мясо. Голод. Надо было забивать трюмы.

Чем они и занялись.

Почему они не забрали меня?

Трудно ответить. Они там, конечно, превратились в чудовищ. Окончательно и безжалостно превратились. Но что-то случилось…

А может, потому, что я был воспитанник самого Алекса У, единственного с Меркурианской базы, кто до самой смерти остался человеком, может, они про это как-то узнали?

Не знаю.

Я знаю другое.

Они вернутся.

Обязательно вернутся. Они взяли много, я думаю, очень много. Но навсегда не хватит. И они вернутся.

Я думаю, это случится года через два. Может быть, через три. Осенью. Когда дичь станет жирна.

Мы будем готовы. Я уж об этом позабочусь.

— Запоминайте, — говорю я, — слушайте и запоминайте.

Я гляжу в лица моих… Не знаю, как их называть. Наверное, все-таки воспитанники.

— Слушайте. Повторяйте. Люди жили по всей земле. Их было много, они были очень сильными, летали по небу, летали на другие планеты, делали шоколадки и патроны. Но потом прилетели твари и распространили болезнь. Это было назло. Им не нужны были люди, которые знали и умели, им нужны глупые и слабые. Чтобы легче было охотиться. Потому что твари хуже лигров, потому что твари хуже всего самого плохого, это грязь…