И вот теперь он вдруг задумался, что Замок не сможет себя защитить против нормального штурма. В этом месте при всей видимой прочности его стен, было ощущение уязвимости.

Дурное предчувствие начало одолевать им сразу после возвращения из похода за данью. Город был на взводе. Народ уже не просто не радовался, а ворчал, хоть и не громко. Но основных проблем он ждал извне. И новости наполняли его тревогой. Какого хрена Чингиз потерял столько народу? Какого хрена нет новых радиограмм?

У него были смешанные чувства после того, что ему рассказал Мустафа. Вроде никто не гнался за ними, и добычи было столько, что не унести — но почему-то это было так похоже на бегство?

— Где мясники, мать их за ногу? — услышал Димон чей-то крик во дворе. — Я вас, са-а-абаки, научу! Раздачу начинайте, сукины твари!

Атаман узнал одного из людей Шонхора, который сам с ними не поехал — тоже калмыка. Точно, Бурульдинов. Пока он находился в Замке, рядом с бывшим огромным бассейном развернулся пункт раздачи под открытым небом. Земля рядом с телегами было красной. Лошади, запряженные в телеги, втягивали носом воздух и фыркали. Они чувствовали запах крови сородичей.

Три дня назад, чтоб как-то задобрить жителей, Мустафа объявил о раздаче излишков мяса. Но и это особой радости не вызвало.

Дело в том, что до этого они надеялись угнать ценных племенных жеребцов… да и молодых кобыл к себе за Урал. Даже большие трейлеры подготовили. Но вскоре стало ясно, что перевезти коней и кобылиц через радиоактивный Пояс в герметичных машинах — задача невозможная. Лошади — не люди. Им воздуха много надо. И они не будут тихо сидеть и молиться, пока машина едет по отравленной зоне. Начнет не хватать воздуха — станут брыкаться, биться об стены, а то и вовсе расковыряют зубами дырку в обшивке и надышатся смертельных паров. И копыта отбросят.

Сделать систему очистки воздуха или запас его в баллонах, достаточный для лошадей — задача нереальная даже для ордынских «самоделкиных». Поэтому и пришлось лошадей почти всех забить — мясники трудились, сменяя друг друга, в четыре смены. Для скорости сначала стреляли в ухо, а потом разделывали туши дисковой пилой и обычными топорами.

Только несколько кобыл и одного жеребца отправили с первым конвоем.

«Интересно, доехали ли они?»

На вопрос Окурка, зачем уничтожать поголовье, Мустафа ответил: «Чтоб им жизнь медом не казалась».

Из общественной конюшни сразу перегнали на скотобойню, а из нескольких частных подворий — под предлогом того, что животные подхватили заразную болезнь.

(«Ящер у них! Ящер! — орали ходившие по домам „санитары“ с автоматами. — Пидемия! Пидемия!»).