— Да как… — глянул на него Фёдор, чертя ботинком полукружья на песке обочины. — Вот так. Все, короче. Я один выбрался, да перенёк со мной один — новый. Вова — кладовщик важное проебал рассказать — что мясоморозильник за забором. Пока грузили — эйфория, азарт. Мы с Ефимовым на вышке смотрели — когда поняли, что херовая ситуация — брякнули Грише. Гриша рискнул… Не успели, короче. Ходуны через забор ломанулись — трупов триста, не меньше. Ну и накрыли всех, как цунами… Мы с Ефимовым на вышке отбивались, сколько могли. Потом и его взяли эти бляди. Ну а я… А меня, вон — паренёк вытащил на фуре. Считай, с Того Света… Вот, вкратце, вся история. Паратов где?

Мужики, округлив глаза, нервно курили. Фёдор замолчал. Неклюев принялся ходить туда-сюда, нервно играя желваками на скулах.

— Ну как так-то?! — встал он как вкопанный, вперевшись в Фёдора. — Как так-то?

— Да не мельтеши ты. — раздражённо махнул на него рукой Фёдор. — Самому тошно.

— Да что ты говоришь! — заорал на него Борис, и брызги его слюны полетели в лицо Феди. — Тошно ему! Лучшие мужики наши, кушалинские, подохли — а его тошнит! Да ты… Да лучше бы и ты не возвращался, с такими новостями. Мужики погибли… Гришка… А он жив-здоров тут! Ни царапинки!

Фёдор стоял, слушая его крик. Вытер лицо рукой, и мгновенно, не задумываясь, влепил кулаком в переносицу. Борис вскрикнул, и схватившись руками за лицо, рухнул на колени.

— Судить меня берёшься?! — схватил его за шиворот Срамнов, но товарищи Неклюева уже вцепились в него со всех четырёх сторон. Резко дёрнувшись, Фёдор скинул их с себя. — Судьёй себя возомнил, боров, бля?! Тебя там не было — не тебе и судить, гандон. Судит он, бля, кому жить — а кому не стоит! Вон — Указал он пальцем. — фура, нагруженная жратвой, что ломиться — нашими мужиками. Чтоб ты, сука, жрал зимой не сапог свой! И семья твоя! И вы — Обвёл он пальцем остальных четверых, щуплых кушалинских мужиков в годах, не дерзавших больше претендовать на роль рефери в развернувшихся обстоятельствах. — Вы тоже! Надо было и мне сдохнуть, правильно. И бросить всё там, откуда грузили, так?! Чё вы дурные такие?!

Тем временем Неклюев, зажимая левой рукой разбитый нос, из под которой капала на землю кровь, поднялся в рост и схватился за рукоять косореза, не желавшего, однако, быть выхваченным из-за спины.

— Да я, бля, тебя, козла, сейчас..!

Понимая, что угроза авторитету Неклюева перед мужиками не даст ему никакого шанса на отступления, Фёдор, не дожидаясь, нанёс резкий удар ботинком под коленную чашечку правой ноги и тут же добавил хлёский хук в солнечное сплетение падающему уже Борису. Словно куль, Неклюев свалился в пыль, хватая ртом воздух и задыхаясь. Упав, он начал кататься по обочине и орать: нога была сломана, дикая, чудовищная боль.