Ханна шла через лес вдоль берега реки. Туман призрачными пальцами просачивался сквозь ветви. Ее фонарик напоминал мутную воронку в предрассветном мраке.

Призрак рысил впереди нее, его пушистый хвост развевался в тумане как флаг.

Майло и Шарлотта в безопасности, с Бруксами. Ханне не спалось, хотелось подумать. Она нуждалась в нескольких минутах одиночества. Призрак, должно быть, чувствовал то же самое, потому что он заскулил у двери еще до того, как она опустила ноги в носках на пол.

Лес затих, словно прислушиваясь, ожидая чего-то с затаенным дыханием. Ни улюлюканья сов, ни шорохов, ни стрекота насекомых.

Ханна прикоснулась ладонями к ближайшей сосне, ощутила шершавую кору, вдохнула сладкий аромат соснового сока, липкий на пальцах.

Не так давно она бежала через такой же лес, ели и сосны облеплял снег, сугробы намело до пояса, лютый холод наступал на пятки. Чудовище у нее за спиной, и ничего, кроме собственной ловкости и решимости, не помогало ей выжить.

До Лиама. Машинально Ханна сунула руку в карман и нащупала маленькую вязаную шапочку, которую одолжила у Шарлотты. Шапочка успокаивала ее, словно в ней находилась частичка его жизни.

Пока она шла, и голые ветви образовывали навес высоко над головой, Ханна молилась. Не в первый раз и не в последний. Она молилась за Лиама, за Квинн, за свою маленькую семью.

За то, что у них здесь есть, что они строят, за что борются. За доверие и веру. За преданность и любовь. За общину.

Люди, о которых она заботилась, были важны, они многое меняли. Некоторые вещи стоили борьбы, боли, жертв. Некоторые вещи — некоторые люди — стоили всего этого.

Она обхватила себя руками и задрожала: ботинки хлюпали по влажным листьям и снегу, дыхание вырывалось белыми струйками. Влажный туман прижимался к ее коже.

Лиам снова где-то там, спасает Квинн, делает то, что умеет лучше всего. Герой, но и раненый воин. Человек, несовершенный, сложный, страдающий.

Она молилась за их с Квинн благополучное возвращение, волновалась за него, скучала по нему. По его теплоте, его уму и вдумчивости, по тому, как одно его присутствие успокаивало ее так, как ничто другое.

Ханна скучала по его кривой улыбке, серо-голубым глазам, похожим на море перед бурей, по этой притягательной смеси силы и уязвимости, которая разрушила ее барьеры, расшатала ее защиту и полностью ее уничтожила.

Теперь ее сердце — поврежденное, дикое, такое же искалеченное, как ее искореженная рука, жаждало того, чего она одновременно боялась и отчаянно желала.

Ханна пробралась сквозь строй деревьев и остановилась на краю обрыва, с которого открывался вид на реку Сент-Джо. Солнце поднялось над горизонтом, его яркие лучи сжигали ленты тумана, клубящегося над рекой.