– Федя, Боря… там ой…, дядя Гена помер… вот как полчаса назад преставился. Я ж за ним с весны ходила, помогала, как он с кровати перестал вставать… Схоронить надо.
Мужики перекрестились и казак кивнул:
– Ща мы с Лехой выкопаем могилку, обмойте старика пока, оденьте.
Сорока от волнения затораторила сильнее обычного:
– Да сделаем, сделаем! Оксана, Марина сейчас занимаются. Сегодня похоронить бы сразу, а то ночью душно, побыстрей бы в землю убрать тело…
– Да знаю я, схороним деда, не паникуй, – нахмурился Федор, который недолюбливал таких баб как Сорока.
– А гроб? Гроб как же? Гроб же нужен? – не унималась суетная тётка.
Робокоп кашлянул в кулак и оскалился в улыбке:
– Ты еще оркестр с музыкой запроси и памятник мраморный. Когда нам гроб-то делать, если ты его вечером хочешь похоронить? Да и материала нет, тут же не каждая деревяшка сгодится.
– Так как же?! – Сорока выпучила на пограничника глаза.
– А остальных как хоронили? В простыню завернем и все дела, -махнул рукой Борис.
Но тетка продолжала настаивать на своем:
– Мы же так закапывали тех, кто заразился. Их же вон сколько много было. А тут один человек всего, своей смертью отошел…
Грек перебил соседку, не дав ей договорить:
– Своей, не своей – какая разница? Земле предадим – и ладно.
Мужики пошли заниматься похоронами, а Сорока переполошилась еще больше и побежала к Марине с Оксаной.
Дядя Гена давно не выходил из дома, и о нем даже стали забывать в поселке. Но смерть старика все-таки стала неожиданностью для людей.
Через пару часов деда похоронили. Без отпеваний, долгих прощаний и скорбных речей. Родни у него не осталось, и самым близким для старика человеком в последние дни стала соседка Сорока, хотя, по иронии судьбы, раньше они не редко ругались между собой. Борис на скорую руку сколотил крест с именной табличкой, а Марина с Ксюшей сплели небольшой венок из полевых трав. Тело положили в простыню вместо гроба и опустили в землю. Федор сказал несколько слов, и могилу стали засыпать землей.
Всплакнула только Сорока, остальные спокойно простились с дядей Геной. Вскоре все разошлись, у живых было слишком много забот, чтобы долго горевать о мертвых.