Когда на следующее утро за Николя приехал шофер, чтобы отвезти его в «Мадраг», радости мальчика не было предела. Мать дала ему урок игры на гитаре, а затем они вместе с ней катались на лодке. Но затем Брижит объяснила сыну, что с удовольствием бы оставила его у себя на обед, но поскольку вечером к ней приглашена большая компания друзей, то это, увы, невозможно.

Николя, весь в слезах, уже к шести часам вернулся к Вадиму.

В 1983 году Брижит попыталась объяснить, почему она отказалась от воспитания Николя.

«Я была неспособна заботиться о себе самой, так как, скажите, я могла воспитывать ребенка? Это было мне не по силам. Мне требовалась мать, а не ребенок. Я сама нуждалась в надежной опоре, в постоянной опеке. Одной мне просто не выжить, ведь я — как вырванное с корнем дерево, как песчинка, потерянная в этом безумном, огромном мире. Как я могла привязаться к маленькому ребенку, который только что появился на свет? И что бы я ему дала? При той безумной жизни, которую я вела, вечно в слезах, вечно где-то разъезжая с первым встречным».

По словам Брижит, они с Николя пытались как-то наладить их отношения. «Когда он был маленьким ребенком, мне становилось немного не по себе при мысли, что я мать. Мне было не по себе от того, что происходило со мной. Материнство, пожалуй, удивило меня, но не принесло мне счастья». Теперь же, по ее словам, повзрослевший Николя показался ей «основательным, прямодушным, крепким и очень милым».

Увы, идиллия длилась недолго, хотя Кристина Гуз-Реналь — кстати, она крестная мальчика — отмечает, что случались моменты, когда Брижит изо всех сил старалась быть образцовой матерью.

«Когда ему исполнилось 18, могло показаться, будто Брижит как бы заново хочет ввести его в свою жизнь, словно стремясь загладить свою вину, и заново открывает для себя сына. Она словно просила прощения, словно пыталась объяснить сыну, чтобы тот понял, какую жизнь она вела, как позволила закружить себя вихрю, который называла жизнью, как это все случилось с ней, когда она была в его возрасте и как ей не хватало сил справиться со всем самой. Брижит молила о прощении. И сын простил. Он сказал ей, что все понимает, и пусть она знает, что случись нечто подобное с ним, то и он наверняка бы не сумел с этим справиться. Слышать все это было очень горько».

Но так уж повелось, что Брижит просто не в состоянии поддерживать отношения дольше, чем несколько месяцев. «Спустя какое-то время она взялась за старое и вновь оттолкнула его от себя».

Мижану пытается выгородить сестру и спешит подчеркнуть, что одной из причин, почему Брижит проявила к собственному ребенку такое вопиющее равнодушие, были те мучения, что ей пришлось вынести во время беременности.