Стефан ведёт губами по моим волосам. Я закрываю глаза. Он стоит за спиной. Я касаюсь его груди. Руки его обнимают меня бережно. За такие мгновения можно продать душу. Только я её давно заложила и не знаю, смогу ли вернуть назад.

Нейман не делает попыток меня соблазнить. А поэтому это какое-то другое единение. Не совсем понятное и тревожащее.

В сексе всё проще. А когда вот так – сложнее и запутывается ещё сильнее. Он ничего не говорит. Я ничего не спрашиваю. Кажется, это хорошее мгновение, но мне почему-то всё равно тревожно.

Наверное, это из-за тайн. Из-за того, что я молчу. Может быть, это совесть. Бьётся во мне, требует выхода, а я никак не могу отпустить. Боюсь потому что. Не хочу ничего разрушать и терять, но всё равно однажды это случится.

В тот день я не знала, что черта, за которую я не хотела переступать, очень близко. Непростительно близко.

Дана поселилась за стенкой на четвёртый день.

Я уломала Неймана позволить ей заниматься танцами на пятый после нашего возвращения.

Два дня мы мотались с ней в поисках счастья: ей всё не нравилось, никак не могла остановиться. Я ей не мешала, понимая, что должен произойти щелчок – контакт, который поможет ей определиться и остаться.

– Если всё пойдёт хорошо, если не перегоришь и не надоест, на следующий год поступишь в хореографическое училище. Или в институт культуры. Туда, где тебе действительно будет нравиться.

– Скажешь тоже, – крутила она головой. – Я ведь танцами почти не занималась. Папа считал, что это баловство. Вот математика – это царица наук! А экономика – ваще улёт и высший пилотаж. Только из меня математик и финансист как из говна пуля. К счастью, папа этого так и не узнает никогда.

Страшно видеть, когда на такое жизнерадостное лицо набегает тень. Это тоже тень прошлого.

Каждый из нас терял близких. Всем пришлось что-то пережить, о чём не всегда расскажешь. Судьба сталкивала нас вместе, будто пыталась подсказать верное решение, но мы не умели читать её мудрёный язык.

Шли наугад, добирались на ощупь, спотыкались и падали, набивая шишки, разбивая коленки и лбы. Зато мы приобретали опыт. Учились прятать боль, скрывать порывы души и тайны, что однажды начинали тяготить.

Студию для Даны мы нашли. Такую, как ей хотелось: немного с сумасшедшинкой, но полную энтузиазма, как и сама Дана.

Это было правильное решение. На несколько дней в доме воцарились мир и покой. Дана то пропадала в студии, то тренировалась, то лежала на кровати, пялясь в потолок со счастливым выражением лица. Она улыбалась так, что невольно сжималось сердце. Даже болтать стала намного меньше. Да и приходить ко мне – тоже. Ей стало хватать собственных эмоций и переживаний.